Лёля и Мармизюкин - стр. 7
– Пей морс, он собьёт температуру и прогонит твою простуду, – уверяла Баба Ната.
Если он такой хороший, что ж его каждый день не пьют, а только когда болеют? Несправедливо. Лёля хотела вместо кислого морса сладкий компот.
– Я сварю тебе компота, когда ты выпьешь весь морс. – Было поставлено условие маленькой пациентке.
Лёля лежала и смотрела в окно. Серое небо, серый день – всё серое.
Наверное, всё-таки хорошо, что на улице не солнечно, подумала Лёля, не так обидно. Ведь если бы за окошком раздавался птичий щебет, долетали отголоски игривой ребятни, а в комнату рвался солнечный свет, заливая всё вокруг, – на душе было бы скверно и гадко. И Лёля бы непременно бы расплакалась. А так всё терпимо.
Ещё бы не быть одной. У Бабы Наты всегда куча дел, ей не до Лёли. Вот была бы здесь мама! Она бы непременно и сказку бы почитала, и ласково гладила бы по рыжей Лёлиной головке. И массу чего ещё сделала, что обычно делают только мамы. Но мама с папой были далеко, они оба работали и никак не могли бросить работу, чтобы приехать к Лёле.
– Дурацкая работа! – рассердилась Лёля.
– С каких это пор работа вдруг стала дурацкой? – раздался писклявый голосок.
Лёля повернула голову в сторону шкафа. Так и есть: по верхней полке катился пушистый серый комочек. Мармизюкин!
– Или работа дурацкая, потому что там работают дураки? – насмешливо пропищал бесёнок-шиш и спрыгнул прямёхонько на Лёлину кроватку.
– Привет, Мармизюкин! – обрадовалась Лёля. – Как хорошо, что ты пришёл, а то мне совсем скучно.
Круглый пушистый шиш прокатился по одеялу и остановился перед Лёлиным лицом. Чёрные глазки-бусинки, как и обычно, смотрели на девочку с хитрецой.
– Так чего скучать? Вставай и ступай на улицу, – предложил он. – Там, знаешь, сколько дел! Никогда не управиться.
– Да я бы с радостью, вот только простыла. Лежу теперь, – погрустнела сразу Лёля.
– А разве обязательно нужно лежать, когда болеешь? – удивился Мармизюкин.
– Когда температура, обязательно, – вздохнула Лёля.
На столике рядом со стаканом морса лежал и градусник.
Мармизюкин в несколько больших пружинистых скачков перебрался на столик и взглянул на градусник.
– Так, так. Тридцать семь и восемь, – озвучил он Лёлину температуру. – Да, неприятно. Но не смертельно, знаешь ли.
– Да знаю. Но обидно, – отозвалась Лёля. – Я тут одна, а там – все.
Она смотрела на окошко.
– И кто же эти все? – поинтересовался бесёнок.
Его круглый бархатный носик принюхивался, будто старался что-то уловить.
– Ну все. Дети, взрослые, птички, цветочки, солнышко, – перечислила девочка.
Тут носик ши́ша задрожал, он забавно чихнул.
– Так почему работа дурацкая? Ты не ответила, – напомнил он.
Лёля тут же вспомнила про маму и папу и погрустнела.
– Потому что из-за неё мама и папа не могут приехать ко мне, – сказала она. – Они приедут только через десять дней. Это так долго!
И ей так захотелось заплакать, аж в носу защипало!
А вот Мармизюкину плакать вовсе не хотелось, он даже казался весёлым.
– Так это же здорово! – воскликнул он, прыгая обратно на кроватку к Лёле. – Они же приедут. Так чего киснуть-то? Радоваться нужно!
– Но это так долго: десять дней! – упрямо ворчала Лёля.
Как можно радоваться тому, что мамы и папы не будет целых десять дней? Это же так много! Какой же непонятливый Мармизюкин, никак не догадается, как плохо Лёле.