Размер шрифта

Лекции о Шекспире - стр. 45

И ложка превратится в океан,

Чтоб гнусного злодея поглотить.

“Король Иоанн”, акт iv, сцена 3.

По-видимому, Фоконбридж не владеет литературным языком, но при этом демонстрирует недюжинное литературное дарование. Шекспира интересует то, как следует говорить людям действия, его не занимает традиционное бахвальство. Впоследствии из этого интереса вырастет его поразительный поэтический язык.

Констанция в “Короле Иоанне” и Ричард II в “Ричарде II” сочетают особенности драматического и лирического языка. Шекспир учился создавать персонажей, соответствующих лирическому стилю письма. Марк Ван Дорен отмечает[50], что Констанция – последняя из “плакальщиц” Шекспира. Нет, она не выполняет роль хора, но в скорби она беспрестанно играет словами, и ей свойственно известное актерство. Она издевается над Элеонорой, презрительно играя словом “бабушка”:

Элеонора

Доверься бабке, внук.

Констанция

Да, детка, к бабушке иди на ручки:

Ты – королевство ей, она – тебе

Изюминку, и вишенку, и фигу:

Добрей ее не сыщешь.

“Король Иоанн”, акт ii, сцена 1.

И еще она играет словом “день”, когда французский король заявляет, что люди всегда будут праздновать годовщину свадьбы Людовика и Бланки как “день счастливый”: “Как день несчастный, пусть его клянут” (iii. 1). Стиль монологов Констанции напоминает сонет cxxxv – “Желанья все в твоей сольются воле”[51] – написанный примерно в одно время с “Королем Иоанном”. В ответ на слова кардинала Пандольфа – “Не горе, а безумье – ваши речи”, – Констанция пускается в диалектические рассуждения о горе, чтобы доказать, что она не безумна:

Твои же – клевета, и это грех.

Я не безумна. Волосы я рву –

Они мои. Констанцией зовусь,

Была женою Готфрида. А сын мой –

Артур, и он погиб. Я не безумна,

Но разума хотела бы лишиться,

Чтоб ни себя, ни горя своего

Не сознавать! Придумай, кардинал,

Такое мудрое увещеванье,

Чтоб я сошла с ума – и сразу будешь

К святым причтен; не то рассудок мой,

Пронзенный горем, скоро мне внушит,

Что удавиться, горло перерезать –

Вернейший путь избавиться от мук.

Будь я безумной, я б забыла сына

И утешалась бы тряпичной куклой.

Но разум жив, и жгуче, слишком жгуче

Терзает душу каждая из бед.

“Король Иоанн”, акт iii, сцена 4.

Констанция – второстепенный персонаж. В “Ричарде II” лирический персонаж выходит на первый план – язык Ричарда перенимают и другие действующие лица.

Когда Буши просит королеву оставить грусть, “веселость сохранять и бодрость духа”, королева отвечает:

Для короля я это обещала,

Но для себя исполнить не могу.

‹…›

Так тяжко,

Так тяжко и тоскливо на душе!

Предчувствие мое – ничто? Быть может.

Но страшное ничто гнетет и гложет.

Буши

То призрачные страхи, госпожа.

Королева

Нет! Призрачные страхи – порожденье

Былого горя. У меня не так.

Мое ничто само рождает горе,

Как будто бы в моем ничто есть нечто

И буду им я скоро обладать.

Я знаю лишь, что ждет меня страданье.

Хотя не знаю для него названья[52].

“Ричард II”, акт ii, сцена 2.

В “Ричарде II” лирично окрашены подчас даже речи Джона Ганта: прощаясь с сыном-изгнанником, Болингброком, он советует ему воспринимать мир подобно Ричарду, то есть как актер (i. 3).

Ричард – прототип Гамлета. Его можно сравнить и с другими негодными королями, с Генрихом VI, набожным человеком, который мог бы стать монахом, но вынужден принять корону в смутное время, и с Ричардом III, человеком действия, который страстно желает стать королем и, вопреки всем законам справедливости, планомерно избавляется от людей, стоящих у него на пути, – Болингброк этого

Страница 45

На следующую страницу