Лекарь драконьей матушки - стр. 2
— Разве морить голодом — это лечение? — резко спросил Аладар, и в его голосе прозвучала опасная нотка. — Так могу лечить и я…
Боже, как зловеще это прозвучало! Внутри у меня зашевелилась тревога, и я почувствовала, как сердце забилось чаще. За эту неделю, которую я честно пытаюсь пережить, я научилась считывать его взгляды и жесты. Эти красивые губы, не дрогнув, выносили смертные приговоры, иногда даже с улыбкой. Мне казалось, что жестокости этому молодому императору не занимать. Он сам мог сдавать ее в аренду.
— Это специальная диета, разработанная… — начала я, мысленно ссылаясь на Бернштейна, — очень талантливым человеком… Целителем. Она помогает стабилизировать состояние больной, если соблюдать рекомендации: никаких сладостей, никаких углеводов… Если говорить проще, то ни хлеба, ни булочек, ни тостов, ни тортов, ни бисквитов — всё запрещено!
Император перебил меня, его взгляд стал еще более строгим.
— Это я уже слышал, — сказал он спокойно. — А руки ты ей зачем выкручиваешь? Она мне всё рассказала. Как ты пользуешься беспомощностью моей матушки, чтобы измываться над ней.
Я ощутила вокруг себя невидимые стены, будто невидимый груз давил на меня со всех сторон.
— Ну, давайте начнем с того, что долгое время ваша матушка лежала без движения, — терпеливо продолжила я. — Ее носили на руках, кормили с ложечки. И мышцы у нее атрофировались.
— Атро… что? — переспросил Аладар, его брови поднялись чуть выше.
— Ослабели. И теперь не выполняют своих функций, — быстро исправилась я, стараясь не разбрасываться незнакомыми словами в чужом подозрительном мире. — И поэтому я сгибаю и разгибаю ее руки, пальцы, стимулируя мышцы, чтобы они укреплялись.
— А как ты это делаешь, раз она плачет, что у нее руки болят? — спросил император, и в его голосе звучала тревога, смешанная с подозрением.
— Они и будут болеть, пока мышцы не начнут работать, — спокойно, но с твердостью в голосе я продолжила. — Понимаете, мышцы настолько слабы, что ваша матушка не может сама согнуть пальцы. Это произошло потому, что её кормили с ложечки, — сделала я паузу, чтобы подчеркнуть важность слов, — но я уверена, что через неделю она сможет есть сама — ложкой, без помощи посторонних, и даже придерживать тарелку.
Я знала, что каждое его движение — это проявление абсолютной власти, которой никто не осмеливался оспаривать. Его власть была реальна, ощутима — и эта правда внушала мне одновременно и ужас, и трепет.
Голос императора вдруг стал более напряженным, его слова звучали как упрек, но в них слышалась тревога:
— Моя матушка говорит, что это ужасно больно! Что ты издеваешься над её беспомощным состоянием! — его голос меня пугал.
4. Арт к главе
5. Глава 2
Я вздохнула, стараясь сохранить спокойствие.
— Обычному человеку это не больно. Больному, который отвык делать это сам, может показаться неприятно. Но это не смертельно. Разумеется, ни о какой острой, смертельной боли речи не идет. Я сразу предупредила её, чтобы она говорила, если ей неприятно, тогда я поменяю упражнения, — объяснила я, стараясь быть максимально деликатной. — Просто я хочу, чтобы она быстрее поправилась. Вот и все.
Молодой император ничего не ответил. Его лицо оставалось холодным, словно камень, но в глазах читались скрытая тревога и недоверие.