Легенды Пустоши - стр. 11

– Оружие у них заберите, – посоветовал задержанный. – Они пока не понимают. Отдадут. – И, повысив голос, обратился к прапору: – Пистолет-то верните. Уже выяснили, что травматика. Все законно.

– А ты поди так с ходу разберись, что у тебя на поясе… Травматика или настоящая «беретта» – хрен поймешь, – огрызнулся сержант.

– Верните, – приказала Яна. – И я конфискую у вас АКСУ[2]. И боеприпасы. Вам до дома добраться и табельных «макаровых» хватит, а мне тут людей спасать.

– Э, нет. – Прапор передвинул висевший на «грудной мозоли» автомат под мышку. – А руководство спросит?

– Скажете, гражданские отняли. Или в провал упал. Ну что, сдаем оружие? Вы же все равно дезертируете.

Яне показалось, что сейчас прапор просто выстрелит ей в грудь. Он-то собирался «смотаться домой» и не думал о себе как о дезертире. Но видно, прав оказался задержанный – полицейские пока не врубились в ситуацию. Окаменев рожей, патрульный отдал Яне укороченный автомат.

Потом оба патрульных погрузились в машину и уехали, резко сдав назад.

Яна осталась наедине с приезжим, критично осматривающим свою травматику.

– Максим, – представился задержанный. – Ну, майор, что делать будем?

– Зовите меня Яной, – откликнулась она, принимая помощь. – Сейчас только попить найдем, а там нужно бы машину на ходу. И едем в Кузьминки, если вы не против.

– В Кузьминки так в Кузьминки. Люди в беде, помогать надо, кому – не так важно. А попить – вон ларек развалило, давайте запасемся водой. Жарко что-то.

И оба, не сговариваясь, посмотрели в небо, наливающееся желтым цветом, на черные тела смерчей, один из которых, похоже, двигался к Люберцам.

Тощий и хлипкий Годзилла казался Мику невероятно тяжелым. Борька стонал сквозь зубы, пытался идти, только ногу он, по ходу, сломал, и наступать на нее не мог. По лицу Борьки градом катились слезы и пот, он вцепился в плечо Мика, навалился всем весом – поди удержи. Смерч приближался, и времени оставалось все меньше. Мик оттащил Годзиллу к обломкам стены, прислонил спиной, склонился над другом. Правая Борькина штанина от колена и ниже пропиталась кровью, и даже так видно было – ноге хана. Борька и сам это понимал.

– Мишка. Ты иди. Оставь меня.

Ну что за киношные позы! Мик разозлился на друга, и растерянность отступила. Он перетянул Борькино бедро самодельным жгутом – собственной майкой. Годзилла захрипел и вырубился. Пользуясь случаем, Мик разорвал его штанину и зажмурился: не просто открытый перелом, кости основательно размозжило, острые обломки прорвали плоть и кожу. Шину не наложишь – тут операция нужна. Что же делать? Если при любом прикосновении Годзилла теряет сознание, его вниз не спустишь.

Значит, они оба останутся здесь и вскоре погибнут.

Потому что Мик Борьку не бросит. Он скорее сдохнет, чем оставит беспомощного друга, даже зная, что Годзилла предпочел бы умереть в одиночестве и дать Мику шанс.

Годзилла дышал часто и неровно. Микиных знаний хватило, чтобы предположить: шок. А может, вообще кома уже. И единственное, что можно в таких случаях сделать, – это вызвать медиков, да только как же их вызовешь и где же их найдешь, когда вокруг – Армагеддон.

Слово появилось и осталось в Микином сознании.

Точно – конец света. Большой звездец. Вот уж не думал не гадал, смеялся над выживальщиками… Представив этих самых выживальщиков с набитыми рюкзаками, самодельным оружием, запасом консервов, Мик хрипло рассмеялся.