Легенда о сепаратном мире. Канун революции - стр. 43

«Все дело в том, что решение было принято тайно от Совета Министров». Самарин: «…Надо было… на коленях умолять Государя не губить своего престола и России…» Сазонов: «Мы не менее горячо, чем вы… желали отговорить Государя от пагубного решения, но в России даже ответственные министры не имеют права голоса». Самарин: «Если членов правительства не хотят даже выслушать, то как они могут нести свою службу и делать государево дело». Горемыкин: «…Наша беседа может завести так далеко, что и выхода не будет…» Комментатор протокола пишет: «Температура повышается, споры и возражения принимают необычайный для Совета Министров тон». «Неуявися, что будет, – заключил госуд. контролер, – хороший моментик… для смены командования. Столица под угрозой (обсуждался вопрос о частичной эвакуации Петербурга – вывоза музейных ценностей), Дума сорвалась с цепи и кусает всех направо и налево, повсюду волнения и беспорядки. Царь не доверяет своим министрам…»

В заседании 11 августа Сазонов сообщил о выполнении миссии по поводу рескрипта вел. кн., к чему Царь отнесся очень сочувственно: «чудесная мысль, скорее за работу». Сообщение Сазонова встречено было в Совете с «чувством известного удовлетворения, так как участие в редакции рескрипта открывало возможность до некоторой степени сгладить углы и смягчить впечатление». Лишь Самарин заявил, что считает «составление проекта излишним», так как, участвуя в этом деле, Совет «дает свою санкцию смене командования». Сазонов передал, что он довел до сведения Царя о всех тех сомнениях, которые были высказаны в Совете – и о военной неудаче, и о брожении в массах, и о думских речах, и о репутации Н. Н. («в глазах народа – он Русский Витязь, который за Русскую Землю борется с поганым идолищем»), на что Царь «сухо» ответил: «Все это мне известно».

В воспоминаниях Сазонов говорит, что он «неоднократно» убеждал Царя в разговорах, происходивших «с глаза на глаз» во время своих личных докладов. По-видимому, в воспоминаниях сильно обобщен тот доклад, который делал министр ин. д. 11 августа. Но полное недоумение вызывает запись, сделанная вел. кн. Андр. Вл. в дневнике на другой день после всеподданнейшего доклада Сазонова. Позиция министра ин. д. становится несколько загадочной. 12 августа в Царском Селе у вел. кн. Марии Павловны (старшей) обедал Сазонов. Он рассказывал о тех «невероятных вещах», которые «позволяет себе» нач. штаба верховного главнокомандующег,о и в заключение заметил: «К счастью, всему этому будет положен скоро конец. Государь сам вступает в командование армией». «Сазонов высказал при этом некоторое опасение, – записывает Андр. Вл., – что всякая неудача падет на Государя и даст повод его критиковать. Ввиду этого ему хотелось знать мнение Бориса, какое впечатление это произведет на войска. Борис высказался весьма категорично, что это “произведет… огромный эффект на армию и… будет встречено с большим энтузиазмом”. Уход Н. Н. пройдет совершенно незамеченным… Сазонов должен был согласиться, что… продолжаться такое положение (двоевластие) не могло, и положить конец этому можно лишь принятием Государем лично командования… К концу разговора Сазонов согласился с нами, что решение Государя правильное. Он колебался раньше потому, что в думских сферах это решение было встречено с большим опасением. Да и сам военный министр Поливанов был против этого… Нас всех очень заинтересовал вопрос, кто надоумил Государя принять такое решение. Сазонов уверял… что Императрица настаивала на этом». «Если это правда, – замечает автор дневника, – то следует признать, что она поступила правильно, благоразумно и в высшей степени государственно…»