Легенда о сепаратном мире. Канун революции - стр. 42

«Не может быть сомнения в том, что решение Государя будет истолковано, как результат влияния пресловутого Распутина. Революционная и антиправительственная агитация не пропустит удобного случая…» Харитонов: «У меня напрашивается сомнение, как отнесется к его устранению сам Вел. Князь. Человек он нервный, впечатлительный, болезненно самолюбивый… В Ставке…, несомненно, возможны попытки склонить Е. В. на какие-нибудь решительные шаги». Поливанов «молча развел руками и пожал плечами» – значится в записи Яхонтова. Кривошеин, Сазонов, Барк в один голос утверждают, что со стороны Вел. Князя «не может быть никакой опасности неповиновения», что эти соображения должны быть «совершенно исключены» и что не следует «запугивать несуществующими опасениями и возбуждать давно уже недобрые чувства его (Царя) в отношении Вел. Князя» – «подобный аргумент способен только разжечь пожар». Горемыкин против коллективного выступления: «Оно не только не принесет никакой пользы, но, напротив, повредит. Вы знаете характер Государя и какое впечатление на него производят подобные демонстрации. К тому же… решение его непоколебимо. Никакие влияния тут не при чем. Все толки об этом – вздор…» Призыв Горемыкина – отмечает запись – «не производит особого впечатления, пройдя малозамеченным». Принято было решение: просить военного министра доложить Государю мнение Совета министров и умолять или о пересмотре принятого решения, или хотя бы об отсрочке приведения его в исполнение до наступления более благоприятных обстоятельств. Разъехались министры «в большом возбуждении»: общее настроение, – «как Государь мог принять без совещания с правительством решение, столь глубоко затрагивающее всю государственную жизнь… Значит к. Совету нет доверия».

Через два дня, в заседании Совета 9 августа, Горемыкин сообщил, что доклад военного министра не повлиял на решение Царя и что оно остается «неизменным»: «В настоящую минуту военный министр находится в Ставке, куда он послан… с поручением сговориться о порядке осуществления сдачи командования55.

На следующий день снова собрался Совет. Вначале настроение было «более спокойно». У Царя возникла мысль пока остаться в Петербурге и здесь обосновать Ставку. Члены Совета находили такую комбинацию «более успокоительной». Совет занялся выработкой формы, в которую надлежало облечь совершившуюся перемену: «позолотить пилюлю», которая преподносилась вел. кн. Настроение изменилось под влиянием выступления Самарина, отсутствовавшего на предшествовавших заседаниях. Он ждал «грозных последствий» от перемены верховного командования. «Повсюду в России настроения до крайности напряжены… Достаточно одной искры, чтобы вспыхнул пожар… вступление Государя Императора в предводительство армией явится уже не искрой, а целой свечой, брошенной в пороховой погреб. Во всех слоях населения, не исключая деревни, думские речи произвели страшное впечатление и глубоко повлияли на отношение к власти. Революционная агитация работает… И вдруг в такую минуту громко прокатится по всей России весть об устранении единственного лица, с которым связаны чаяния победы, о выступлении на войну самого Царя, о котором в народе сложилось… убеждение, что его преследуют несчастья во всех начинаниях». Правительство должно было, по мнению Самарина, в полном составе протестовать перед Царем; раз это не было сделано, то Самарин считал своим долгом лично высказать носителю верховной власти свой взгляд.