Лайф не в Кайф - стр. 56

Да, я знаю, что Марсель не соврал, и что тогда с ним была София. И я узнала ее при встрече, несмотря на то, что она выглядела совершенно иначе. Но горе, настоящее горе, способно вытворять с людьми вещи и похуже. Реактивное старение точно не самое страшное из возможных побочек истинной скорби по самому близкому человеку. Хотя то, что было два года назад с Софией, все же не может быть реактивным старением - оно не имеет обратного хода, его нельзя "откатить". Из той дряхлой старушки София никакими процедурами не стала бы такой, как сейчас. Ну да это и неважно.

Все, что мне нужно знать - я жестоко ошиблась тогда, и, поддавшись эмоциям, пойдя на поводу у своей обиды, ревности, у задетого самолюбия, начала разговор с обвинения и непростительного оскорбления. Вместо того чтобы просто спросить, с кем он был и почему. Задать свой вопрос, точнее, тонну вопросов, спокойно или же с видом оскорбленной невинности требовать объяснений -  любой вариант был бы лучше, чем тот, который выбрала я. Выбрала из банального, тупого страха услышать то, что ранит меня, заденет. То, что я просто не перенесу. Поэтому я никогда не задаю вопросы, ответы на которые могут мне не понравиться. И поэтому же всегда стараюсь ударить первой.

Мамочки, какая же я дура!..

От этих мыслей я теряю весь свой запал, гонявший меня по комнате подобно проткнутому воздушному шарику, из которого со свистом исходит воздух, и резко останавливаюсь. Устало прислоняюсь пятой точкой к седушке высокого барного стула - мне нужна опора, - и спрашиваю жалобно:

- Что я наделала, Даш?..

Эта фраза заставляет меня испытать эффект дежавю и переносит мыслями в день, когда я всё испортила.

"Что я наделала? Я же не могу без него. Не сумею. Не хочу!"

Уже к ночи того дня мои мысли совершили полный разворот от почти ненависти и желания отомстить, ответить тем же, до ужаснувшего меня поначалу осознания, что на самом деле мне не важно, кто та женщина и что он был с ней. Мне было важно и нужно, чтобы он был со мной. Я не хотела ничего знать, хотела забыть события последних дней и вернуться к тому, на чем мы закончили. Отмотать запись моей жизни назад и стереть самые ужасные ее сутки. Erase and rewind.

Когда я это поняла, Дашка уже спала, и я, стараясь не шуметь, сползла с кровати и выскочила за дверь. Я поговорю с ним, я должна сказать ему, что погорячилась, что совсем так не думаю и, надеюсь, он простит меня за то, что я ему наговорила.

Почти бегом припустилась к его вилле, стала стучать, сначала тихо, но потом громче и настойчивее, сказав себе, что не уйду, не сделав того, зачем пришла. Когда и после десяти минут активных стуков и призывов по имени, Марсель не вышел и никак не обозначил своего присутствия, хотя бы словами "меня нет" или "пошла вон", я, наплевав на приличия и его законные права на неприкосновенность частной жизни, не без труда перемахнула через разделительный плетеный забор. И замерла в шаге от входа - на вилле было темно и тихо. Час был еще не таким поздним, чтобы Марсель, который, я точно знала, был совой, уже спал, но мог… он мог…

Я отмахнулась от ужасной мысли, не желая, чтобы она поколебала мою решимость и, дежурно постучав, вошла внутрь.

- Марсель, нам надо поговорить.

Но никто мне не ответил, как никто и не услышал - вилла номер триста восемнадцать была пуста. Разозлившись на свое нерезультативное вторжение, я с чисто Адельштайновским упрямством уселась в кресло у раздвижных дверей и решила дождаться Марселя, но так и заснула. До утра ни он, ни та дама в номере не появились.