Лавка запретных книг - стр. 14
– Здесь отлично, – сказала Матильда, усаживаясь на табурет цвета зеленого яблока.
Митч сел напротив нее, на табурет канареечного цвета.
– Не волнуйтесь, нас никто не подслушает.
– Не сомневаюсь, – ответил Митч, косясь на надрывающиеся колонки.
Она ненадолго отошла и вернулась с двумя стаканами с чем-то мутным, дымящимся.
– Ассамский чай и кардамон, стопроцентный биопродукт, – успокоила она его.
Митч испытывал мучительные сомнения, но Матильда поднесла свой стакан ко рту и жестом приказала ему выпить одновременно с ней. Он почувствовал только вкус чая с изрядной примесью спирта и решил не переживать.
Матильда объяснила, что хозяйки заведения живут вместе. Они сбежали из Ирана, где однополым любовникам грозила виселица. Чтобы оказаться на свободе, им потребовалось длительное путешествие. Теперь они давали приют другим беглецам и подкармливали местных бездомных.
– Не везет им, – привычно вздохнула Матильда.
– Почему? – насторожился Митч, уже представивший себе пугающее количество пищевых отравлений.
– Как почему? По-моему, это ясно как день: когда они сюда попали, страна была совсем другой. Гомосексуалов постоянно дразнят, даже в универе. Что пошло не так, почему люди стали такими нетерпимыми и мстительными?
– СМИ попали в руки прихвостней власти: телеканалы, радиостанции, газета Le Phare… Теперь пропаганда взялась за умы.
– Раньше все оставалось на бумаге, не то, что теперь.
– Именно об этом я и хотел с вами поговорить, – поймал ее на слове Митч.
– Не вы ли только что отрицали, что у вас есть ко мне откровенный разговор?
Матильда, облизывая жирные пальцы, в упор смотрела на Митча, явно распространяя на его персону свое пристрастие к кебабу. Ему пришлось покачать головой, чтобы вернуть кебабу положенное ему место.
– Это редкость, это элегантно и даже красиво, – проговорила она с деланным безразличием.
– Что красиво? – не понял он.
– Не пытаться переспать со мной в первый же вечер.
– Матильда, у меня совершенно нет намерения с вами спать.
– Моя бабушка говорила: «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться».
– Можно узнать, при каких обстоятельствах говорила такое ваша бабушка?
– Вероятно, когда застала меня за плеванием в колодец. У вас кто-то есть?
– Я могу поговорить с вами об этой книге, да или нет?
– «Да или нет» тоже подходящий ответ на мой вопрос.
– Нет!
– Тогда скажите, что за тайна окружает эту книгу, это наверняка что-то захватывающее.
Она сказала это, кусая губы, и Митч терялся в догадках, есть ли в ее словах ирония.
– Сначала я свято верил, – заговорил он, – что это окажется временным помрачением, что разум возьмет свое.
– Вы цитируете эту книгу?
– Видите ли, – невозмутимо продолжил он, – когда правительство запретило аборты, я думал, что женщины выйдут на улицы.
– Мы и вышли.
– В недостаточном количестве.
– Где вы были, когда нас разгоняла полиция?
– Дома, – сознался Митч.
– Рада слышать, а то уже испугалась, что вы прочтете мне нотацию.
– Наоборот. Это именно то, что нас объединяет этим вечером.
– Пока что нас объединяет только эта вкуснотища. Не пойму, куда вы клоните.
– Когда были изменены учебные программы для соответствия риторике власти, учащиеся заняли лицеи и факультеты, полиция стала изгонять их оттуда, а я остался дома. Потом они похватали оппозиционеров, журналистов, отказывавшихся им подпевать, юристов, протестовавших против назначения на ключевые посты людей, которые…