Ларец кашмирской бегумы - стр. 35
Коля с опаской приблизился к загадочному механизму. Вблизи он напоминал сильно увеличенное подобие начинки «механического яйца» – Коля не смог различить что-нибудь, кроме стремительно вращающихся шестерней, бесконечной череды зеркальных поверхностей, проволочек и рычажков, переплетающихся в глубине, за хрустальными гранями.
– Названия какие-то заковыристые: «апертьёр», «апертура»… это по латыни? Кажется, что-то из оптики?
Кривошеин пожал плечами.
– С самой гимназии не перевариваю латинскую грамматику. Что до названий, то их только профессор использует, да, пожалуй, я. Остальные говорят по-простому: «fossй».
– «Fossй»? – Коля потрогал носком башмака толстый кабель, проложенный от «апертьёра» к динамо. – По-русски это, кажется, будет «разрыв»? И что же тут разрывается?
– Если «по-простому», как выразился ваш друг – раздался за спиной знакомый голос, – то здесь разрывается ткань мироздания.
Глава X
Облик Саразена изменился – и разительно! Цилиндр и элегантный сюртук пропали, сорочка испятнана машинным маслом и сажей, рукава закатаны до локтей, руки – большие, в мозолях от слесарных инструментов. Вместо пожилого университетского профессора перед Николаем и его спутницей стоял энергичный, средних лет, инженер откуда-нибудь из Бостона или Филадельфии. Американские-то манеры никуда не делись… – Ткань… э-э-э… мироздания? Боюсь, я не совсем…
– Скоро всё поймёте, юноша. А пока – прошу немного подождать. Саразен склонился к циферблатам на панели апертьёра.
– Придётся погасить апертуру. Катушки перегреваются, а это опасно.
Кривошеин извлёк из-под щитка пучок проводов с медными наконечниками-штырьками и по одному стал втыкать их в отверстия на своей краге – в точности телефонная барышня у панели коммутатора.
Шкалы засветилась. Апертьёр издал прерывистый звонок, какофония вспышек и механического движения в его недрах стала затухать. В зале сразу стало темнее. Распорядители засуетились, выставляя на улицу беженцев.
Саразен извлёк из жилетного кармашка часы.
– У нас около получаса, пока катушки не остынут хотя бы до восьмидесяти пяти градусов по температурной шкале Цельсия. Алексис, не будете ли вы любезны найти мсье Груссе? А я пока объясню вашему другу, что тут к чему.
Коля радостно встрепенулся – наконец-то!
– Между прочим, вы правы. – сказал Саразен, когда Кривошеин ухромал в глубину цеха. – Слово «апертура» латинского происхождения, и означает «дыра» или «устье». А в терминах оптики – действующее отверстие оптического прибора. Вы ведь изучали физику?
Прапорщик кивнул.
– Тогда мне будет гораздо проще. Как вы, разумеется, знаете, любой предмет обладает четырьмя измерениями. Три из них – длина, ширина, высота, четвёртое – продолжительность существования. Ограниченность человеческого разума до сих пор заставляла нас противопоставлять три пространственных измерения временнóму, лишь потому, что наше сознание от начала и до конца жизни только движется в одном его направлении.
– Это… – неуверенно отозвался Коля, – представляется вполне очевидным.
Откуда-то ему было знакомо сказанное профессором. Но откуда?
– Великолепно! – обрадовался Саразен. – С недавних пор выдающиеся умы нашего столетия стали задаваться вопросом: неужели четырьмя измерениями всё и ограничивается? Не может ли существовать и пятое, находящееся под некоторым углом к предыдущим четырём, как пространственные измерения, длина, ширина и высота находятся под прямыми углами одно к другому? Кое-кто даже пытался создать геометрию Пятого измерения – например, в этом направлении работал ваш соотечественник, математик Лобачевский. К сожалению, он не опубликовал свои труды целиком…