Ларец кашмирской бегумы - стр. 38
– И эти свойства, – продолжил лекцию Саразен, – мы используем для создания маршьёров. Личинку размещают так, чтобы мышечные отростки, вырастая, заполняли цилиндры привода конечностей (вы, вероятно, приняли их за гидравлические устройства) и снабжают их питанием в виде особой смеси. Вы обратили внимание на характерное амбрэ?
– Да уж… – прапорщик поморщился, вспомнив вонь, исходящую от шагающих механизмов.
– Это запах питательной смеси. А когда полип вырастает, он воздействует на движение механических ног, как его сородичи – на конечности тетракраба. А человек-пилот через систему рычагов и ремней управляет конечностями маршьёра.
– Весьма остроумно… – пробормотал Коля. – Но зачем тогда паровик? Для привода «ног» он не нужен …
Он далеко не всё понял по части биологии, но в отношении механики был в своей стихии – её в Техническом училище преподавали на совесть.
– А без него, брат, никуда. – усмехнулся Кривошеин. – Во-первых, паровая машина приводит в движение гидравлические и цепные приводы вспомогательных механизмов, вроде клешни и «Гатлинга». Но главное – пар создаёт напор в трубках, питающих полип. Псевдомышцы, получая питательную жидкость в смеси с горячим паром, действуют гораздо эффективнее. А если наэлектризовать их разрядами от динамо – отдача мощности вырастет многократно!
– Хотел бы я увидеть, как создают такие машины… – прошептал Коля. Мысль о «Городе Солнца», построенного под далёкими звёздами, и наполненного достижениями науки и техники, завораживала. – Профессор, вы позволите мне последовать за вами?
Саразен, Груссе и Кривошеин неуверенно переглянулись.
– Видишь ли, дружище… – «Студент» старался не встречаться с ним взглядом. – Мы, конечно, можем взять тебя в Солейвиль, если будешь настаивать. Но не стану скрывать: у профессора на твой счёт иные планы.
Саразен тем временем снова проверил показания приборов.
– Придётся ждать ещё не меньше часа. Катушки остывают слишком медленно – неудивительно, в цехе жара, словно в Сахаре!
Лицо его было усеяно мелкими капельками пота. Коля и сам промок насквозь – до сих пор он, увлеченный поразительными откровениями Саразена, не обращал на это внимания.
– Да, совсем дышать нечем. – поддержал профессора Груссе. – Пойдёмте в фабричную контору, там хоть окошко можно открыть. Да и разговоры наши не для посторонних ушей.
– Хорошо, но сперва надо кое-что сделать.
Саразен провернул запорный штурвал. Крышка со звоном отошла, под ней обнаружилась панель из непрозрачного стекла. По её краю шли латунные рычажки, а в центре зияло углубление диметром около полутора дюймов, выложенное изнутри концентрическими медными кольцами. Коля пригляделся: возле рычажков в стекле были выгравированы чётные по порядку алфавита греческие литеры: «бета», «дельта», «дзета», «тета» и дальше, до «омеги».
Саразен извлёк из кармана «механическое яйцо», точную копию того, что лежало в Колином ранце.
– Это устройство я создавал для изучения Времени. – пояснил профессор, – Но эксперимент провалился, и сейчас оно служит для регулировки главного элемента апертьёра, так называемых «хрустальных стержней». Всего стержней девять, их взаимное расположение определяет, куда можно будет попасть, пройдя сквозь апертуру. Кстати, из-за перегрева стержни могли сместиться, надо подправить настройку…