Ларчик для ведуньи - стр. 21
— Ты мне дала доверенность. Я им ответил, что мы участок выкупим и продадим. Но оказалось, что это нельзя делать сразу. Только через два года. Такой срок — по закону. И наследнице желательно жить на этой земле, иначе сделку могут оспорить. Поэтому мы сидели тут. Когда тебе выдадут новый паспорт, ты выкупишь участок, а там и корпорация подтянется. Они уже ждут не дождутся. Два месторождения оказались пустышками, сырья не хватает. В Ирбисском округе действуют экологические ограничения, не развернешься. А в Хвойном и Морозненском пока еще можно. Твой отец пообещал мне сто тысяч. Не знаю, сколько он собирается дать тебе. А я недавно подумал — мы можем получить больше. Все забирать страшно, хотя по закону мы можем, это наши деньги. Он же потом проклянет. Не хочу умирать от чахотки. Но и денег хочу. Зря я, что ли, тут два года торчал?
Альма заметила, что в конце пламенной речи Пепельник начал спотыкаться на словах «мы» и «наши». Можно было нажать — «а вдруг проговорится?» — но и без этого информации было с лихвой. Обдумать бы спокойно. Понять, как лучше поступить. Что делать — учитывая долю Здравки, о которой Пепельник даже не заговаривал.
— Он чуть локти не сгрыз, — зашипел муж. — Потому что в свое время не захотел оформлять брак с твоей матерью, делал вид, что шаман выше всего земного. Ну и знал, что та сама ему деньги отдаст. А когда та умерла, наследство досталось тебе. Представляешь, как он разозлился? Шаману-альфе ничего, а какой-то кошке несметное богатство.
— Представляю, — медленно проговорила Альма и подлила Пепельнику еще молока — накупили много, не обопьет Здравку.
Следующий месяц, до очередного приезда отца, они прожили в относительном мире и согласии. Пепельник все-таки выболтал правду, расспрашивать не пришлось. Муж, несмотря на заключение брака и общего ребенка, прав на участок и деньги не имел — по закону об охране имущества древесных кошек. Альма могла выделить ему долю, обещанную отцом, а могла послать подальше, оставив несметные богатства себе и Здравке. Причину откровенности Альма тоже поняла. Пепельник боялся, что отец ему ничего не даст — после наделанных глупостей и внезапного бунта — и пытался подстелить охапки ягеля со всех сторон. Там не заплатят, авось тут что-нибудь обломится. Он и за Альмой ухаживал и ребенка делал из тех же соображений, по собственной инициативе — привязать к себе хотел покрепче, выцарапать хотя бы крохи денег через адвоката, если шаман его выставит с заимки после какой-нибудь ссоры.
За день до приезда отца Альма пообещала:
— Если что... если вдруг что — я тебя не обделю. Но и ты мне помогай.
— Заметано, — кивнул Пепельник. — Будем держаться вместе. Мы же семья.
Альма вспомнила хвост из ниток, заговоренный на разрыв, и подтвердила:
— Да. Семья.
Следующая поездка поначалу была копией предыдущей. Здравку усадили в мешок. Отец скривился: «Оставьте ее здесь, ничего с ней за день не сделается, дом протопленный», но Альма сказала, что могут спросить, с кем оставили, и придраться, а Пепельник ее поддержал и поймал дочку. Выполняя обещание о помощи.
В машине сердце колотилось так, что чуть ли не выпрыгивало из груди. Альма чувствовала, что лед тронулся. Как будто среди зимы — в двух шагах от Вьюжной Недели и визита Снежного Деда — запахло самой настоящей весной. Она выудила Здравку из мешка, прижала к себе, прежде чем подняться по ступенькам в здание паспортного стола. Дошла до нужного кабинета, удивляясь пустоте коридоров — «неужели все уже начали праздновать?» Она подняла руку, чтобы постучать — отец и Пепельник стояли за спиной, охраняя и не позволяя сбежать — но не успела проделать незамысловатое действие. Двери кабинетов открылись, из них вышли рыси в бронежилетах и экипировке, технично оттеснившие Альму в сторону. Из кабинета выскочила Марианна, обняла ее за плечи, мурлыкнула завизжавшей Здравке — «все хорошо, не бойся, все хорошо!» — и громко спросила: