Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце - стр. 29
Морщусь от визгов и топота, звуки которых вторгаются в кухню. Мне кажется или они стали громче? С подозрением кошусь на дверь. Приоткрыта.
Детская песенка внезапно останавливается — наверное, чтобы аниматоры могли провести очередной конкурс для малышей. В образовавшейся паузе я различаю тихое перешептывание. Совсем рядом. Словно здесь, на кухне, кто-то есть.
Сканирую взглядом помещение, и не нахожу ни души. Да и кто может забрести сюда? Мои ребята и сотрудники мастерской «Радость» — в общем зале. Там же хозяева и гости. Я из кухни носа не высовываю, потому что занята и... честно говоря, не хочу светиться лишний раз.
Может, у меня галлюцинации от нервов и перенапряжения? В конце концов, я ночь не спала. Впрочем, не только эту, все предыдущие тоже. Тревога и бессонница — мои верные спутники после тяжелого развода.
Собираюсь вернуться к торту, и отчетливо слышу стук, будто кто-то ударился о ножку стола.
— Ой! — разносится тоненький вскрик, от которого я вздрагиваю.
— Тш-ш-ш! — вторит ему сдавленное шипение.
Обхожу огромную конструкцию, что заслоняет обзор. Крадусь вдоль кухни.
— Кто здесь? — настороженно уточняю.
Присаживаюсь возле стола и, приподняв скатерть, заглядываю под него.
— О-ой, — произношу теперь я сама. Ошеломленно смотрю на двух кучерявых малышек в одинаковых платьях нежно-сиреневого цвета, и чувствую, как улыбка расплывается по моему лицу.
Мгновенно узнаю в них тех самых озорных девчушек из кафе. В нагрузку к которым прилагается папка-грубиян... Благо сейчас его нет на кухне. Но он и есть заказчик. Печально.
Все-таки удача окончательно покинула меня сегодня. Вместо того, чтобы огорчиться, я улыбаюсь еще шире. Подмигиваю не менее удивленным красавицам.
— Значит, это вы именинницы? — наклоняюсь к ним и щелкаю обеих по носикам.
Веду пальцами по веснушчатым щечкам, стираю подушечками следы крема. Натурального. Без красителей. Творожного.
— Вот и нашлись мышки, которые утащили праздничные кексы в норку, — заливисто смеюсь, когда девочки беспощадно стискивают остатки десерта в руках, пытаясь спрятать. Жестом останавливаю их, указывая на пышные юбки, которые они могут испачкать. — Аккуратнее, ладно?
Медленно кивают, покорно разжимают ладошки, показывая мне кусочки капкейков. Одновременно наклоняют головы, покачивая большими бантами, при помощи которых присобраны непослушные волосы. Взмахивают ресницами и прищуривают глазки.
Сдаются с повинной, а я не могу сдержать доброго смеха. Какие же они милые! Не то что их мрачный, всем недовольный отец.
Некоторое время малышки изучают меня, словно глазам своим не верят. А потом вдруг вспыхивают, как две яркие звездочки.
— О, мама! — хлопают в ладошки, перепачканные кремом.
Пока я растерянно округляю рот, не в силах ничего ответить, они летят прямо на меня. Я чудом успеваю подстраховать их, накрыв руками рыженькие головки, чтобы не стукнулись об край стола.
И замираю, когда девочки повисают на мне и обнимают за шею. Зарываются липкими пальцами под поварскую шапочку, пачкают скрытые под ней волосы, размазывают по шее мягкое тесто. Но мне все равно. Пусть хоть целиком меня кремом измажут и вынесут в гостиную вместо торта. Кажется, сейчас я готова на все.
— Поздлавляй нас, — важно диктует свою волю одна из именинниц. В мелодичном голоске четко прослеживаются повелительные нотки Воскресенского. Папкина дочка растет. Но если от него хочется бежать куда глаза глядят, то эту прелесть я продолжаю сжимать в объятиях. И наслаждаюсь горячей карамелью, что обволакивает сердце.