Курсант. На Берлин – 4 - стр. 12
Леман даже не повернул головы, но пальцы его рук, лежавших на коленях, едва заметно дрогнули. Он не ответил ни слова, продолжая смотреть на экран, однако я почувствовал, как гауптштурмфюрер мгновенно напрягся.
Честно говоря, я вообще-то тоже был напряжён. Если, к примеру, Леман решил подставить своих бывших советских «друзей», а Шипко такой вариант развития событий допускал, то мне – конец.
В любом случае, Леман понял, что «канал связи» снова открыт, и теперь следующий ход был за ним.
Рядом кто-то шумно вздохнул – слишком шумно для приличного общества. Это был мужчина, сидевший по левую руку от меня, пожилой господин с седыми висками и усталыми глазами. Он вынул носовой платок, а затем, повторив свой трагичный вздох, промокнул им глаза. Видимо, господина неимоверно тронули пафосные речи героя. Человек даже прослезился.
Тут же, справа, послышалась возня. Леман, решив повторить манипуляции седого господина, вытащил свой носовой платок и сделал движение, будто собирался вытереть лоб. Однако, наверное, от избытка чувств, его рука дрогнула, платок выпал и шлепнулся ровно между нашими креслами, возле моей ноги.
– Неловко вышло, извините… – пробормотал он, наклоняясь. Его рука мелькнула в полумраке, поднимая белеющий в полумраке кусок ткани.
И в этот момент я почувствовал на предплечье прикосновение. Одно касание. Пауза. Два касания. Пауза. Пять касаний. Код Морзе. Старая, проверенная система. Один-два-пять. Буква «Б». Брайтенбах.
Я не шевелился, продолжая смотреть на экран, где уже вовсю свирепствовали «славянские орды». Но все мое существо сфокусировалось на человеке, который секунду назад, можно сказать, рискнул головой, чтобы подать сигнал. Это был ответ.
Моя рука лежала на подлокотнике. Мизинцем я едва заметно постучал по деревянной ручке. Одно касание. Пауза. Два касания. Пауза.
В темноте я почувствовал, как напряжение в фигуре Лемана чуть ослабло. Он кашлянул, прикрывая рот рукой, и прошептал так тихо, что слова слились с завываниями «злодеев» на экране:
– Завтра. Четыре после полудня. Цойтенплац. Скамья у фонтана.
Я чуть кивнул, почти неразличимо, при этом не отрывая взгляд от экрана. Леман откинулся в кресло, его дыхание стало ровнее. Контакт, наконец, был установлен. Цена этого контакта – голова Вилли Лемана и моя.
Теперь оставалось дело за малым – досидеть до конца этого адского просмотра, не подавая виду, насколько меня раздражает картинка на экране. Там как раз доблестные немецкие фермеры уже косили «орду» врагов вилами с катарсическим рвением.
Я изобразил восхищение и громким шёпотом произнес:
– Вот это да! Какая мощь! Великолепно!
Я обращался в пустоту, глядя четко перед собой, но достаточно громко, чтобы услышали соседи. Рядом с Леманом какая-то дама в норковом палантине одобрительно хмыкнула.
Когда финальные титры поползли по экрану под грохот фанфар, зал взорвался овациями. Я вскочил одним из первых, аплодируя так рьяно, что ладони через мгновение буквально загорелись. Надо было соответствовать образу восторженного идиота.
Поток зрителей сразу хлынул в фойе. Я «влился» в него, стараясь при этом держаться рядом с колоннами, чтоб не затоптали. Ну и заодно сканировал толпу на предмет знакомых лиц. Хотел найти Либертас или Харро, дабы закрепить знакомство. А еще лучше – договориться о совместном вечере.