Курехин. Шкипер о Капитане - стр. 28

Тут налицо нередкий и очень характерный для позднесоветской действительности случай, когда правая рука не знает, что творит левая. Парадоксальная на первый взгляд ситуация имела, тем не менее, вполне рациональное объяснение. Все три вышеупомянутые организации были созданы людьми, открыто стоявшими на позициях нелюбимых властями рок-н-ролла, самиздатовской литературы и неофициального, нон-конформистского искусства. С ними, как говорится, все было ясно: они и создавались с ведома и существовали под непосредственным и практически гласным надзором КГБ в виде всем известных и по имени, и по внешнему виду «кураторов». Позволяя (а то и инициируя) основание ЛРК, «Клуба-81» и ТЭИИ, Комитет, как казалось действовавшим в его недрах отнюдь не глупым стратегам, убивал сразу несколько зайцев. Во-первых, снималось довольно изрядное давление на власть со стороны набиравшего явную активность на рубеже 1970–1980-х культурного андеграунда. Рок-музыканты и доморощенные продюсеры бесконечно устраивали подпольные концерты – то под видом вечеров танцев в том или ином вузовском общежитии, то под видом «дня рождения» или «свадьбы» в снятом для этой цели кафе-стекляшке. Художники проводили собиравшие толпы народа квартирные вернисажи и, того и гляди, могли прорвать запруду запретов очередным скандалом вроде знаменитой московской «бульдозерной» выставки. Литераторы плодили бесконечное количество самиздата и тамиздата. Бороться со всем этим становилось труднее и труднее, каждый очередной разгон превращался во все более и более громкий скандал, привлекая крайне неприятное для советского истеблишмента внимание западных дипломатов и средств массовой информации. Частичная легализация позволяла создать видимость свободы, снимала с культурного андеграунда ореол запретного плода и хитроумно лишала противников режима как внутри, так и за пределами страны аргументов об их тотальном преследовании и зажиме. В то же время полное отсутствие доступа к рекламе, издательским мощностям и средствам массовой информации держало «разрешенный» андеграунд в рамках умело созданного искусственного гетто, не позволяя ему вырваться из довольно узкого круга и без того посвященных (испорченных) и стать сколько-нибудь значимым культурным явлением, способным воздействовать на широкие массы.

Созданный несколькими годами раньше и без какого бы то ни было ведома и санкции КГБ Клуб современной музыки, как я уже неоднократно писал, умело мимикрировал под невинное любительское объединение, действовал в рамках косной системы профсоюзного Дворца культуры, и местное начальство, не имея санкций всесильной «конторы», разумеется, опасалось, прежде всего, за себя. Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Да, конечно, на фоне будущего поп-механического безумия скромные концерты малых курехинских ансамблей на сцене Малого зала ДК им. Ленсовета выглядят всего лишь как проба пера. Но я, тем не менее, Клубом горжусь и считаю, что роль в удобрении почвы для будущей свободы, в создании условий и атмосферы для формирования музыкального и сценического языка будущего лидера «Поп-механики» он сыграл немалую. Помог Клуб Сергею Курехину и в его первом выходе на Запад.

Регулярно читая имевшиеся у Барбана в изобилии джазовые журналы, я понял, что настала пора знакомить с нашей деятельностью не только ленинградскую, но и западную джазовую общественность. Я стал регулярно писать в «Jazz Forum» – издававшийся в Варшаве на английском языке журнал Международной джазовой федерации. Писал не только о том, что происходило у нас в Клубе, но и шире, о советской джазовой жизни: о том, что видел и слышал в своих участившихся в то время поездках по различным фестивалям по стране – Ярославль, Красноярск, Одесса, Рига. Таким образом я стал «корреспондентом» «Jazz Forum» и мое имя, с адресом и телефоном – никаких электронных адресов тогда еще, разумеется, не существовало, – было присовокуплено к списку корреспондентов журнала на первой же странице, где уже значился мой старший московский коллега Алексей Баташев. Этот маленький факт оказался решающим: для многих джазовых людей в Европе именно я стал тем мостиком, по которому они пытались проникнуть внутрь джазовой жизни Ленинграда. Даже если музыкант, продюсер или просто любитель джаза приезжал по обычной туристической визе – а именно так тогда чаще всего и бывало, ибо оформлять поездки любым другим способом было крайне трудно, – то человек этот мне писал заранее или звонил уже прямо по приезде в город, и я становился его проводником в скрытом от официального, лежавшего на поверхности города, мире джаза.