Культурология. Дайджест №3 / 2017 - стр. 21
Дорожку между источниками, по которой прогуливаются герои «Княжны Мери», именовали «мизантропической тропой». По ней брели пить целебную воду раненые, увечные, разбитые ревматизмом: взглянув на эту процессию, поневоле сделаешься человеконенавистником. Вот как описывала «мизантропическую тропу» современница Лермонтова писательница Екатерина Лачинова6(7), книгу которой «Проделки на Кавказе» современники считали лучшим комментарием к «Княжне Мери»: «Здесь разбитый параличом едва передвигает ноги, тут хромает раненый, там идет золотушный, далее страдалец в язвах, этот геморроидалист, рядом с ним страдающий от последствий разврата: словом, средоточие всех омерзительных недугов рода человеческого. И кого вы не найдете здесь? И военных всех мундиров, и разжалованных, и статских, и столичных модниц, и толстых купчих, и чванных чиновниц, и уморительных оригиналов – не забудьте, что все это натощак и спросонья» (цит. по: 2, с. 104). Но физические страдания отнюдь не облагораживали «водяное общество». Чванство, Глупость и Тщеславие всегда были главными пороками вод: сюда ехали не только лечиться, но и себя показать и других посмотреть. В замкнутом мирке вод процветали сплетни и злословие. Стоит только драгунскому капитану распустить слух о набеге черкесов, как утром весь город говорит о ночном нападении на курорт. Курортные врачи распространяют сплетни о докторе Вернере, чтобы отбить у него практику («…сказать мимоходом, пятигорские медики живут между собой, как кошки с собаками», – писала Лачинова (2, с. 105)).
На кавказских курортах, входивших в моду в 1830‐е годы, лечились в основном военные и аристократия, последние были в меньшинстве, так как путешествие на воды было долгим и утомительным, железных дорог еще не существовало, лечение обходилось дорого, ехали на все лето, а иногда проводили на водах пять-шесть месяцев. Аристократия свысока относилась к военным. В повести трижды повторяется фраза о пылком сердце под шинелью и образованном уме под нумерованной фуражкой – это отрицали в кавказских армейцах столичные аристократы и степные помещики. Подспудная вражда военной касты и дворянского сословия – одна из скрытых пружин конфликта в «Княжне Мери».
Кавказ в этой новелле Лермонтова – это контраст мелких человеческих чувств и природного величия, жалкости человеческих притязаний и гармонии божьего мира.
Это четверостишие из стихотворения Лермонтова «Валерик» можно было бы поставить эпиграфом к «Княжне Мери» – настолько точно и глубоко оно передает главную коллизию этой повести.
«Княжна Мери» имеет мастерски вычерченную и крайне запутанную интригу с внезапными поворотами сюжета, со второстепенными персонажами, которые несут в романе важные функции. Именно поэтому так сложно ответить на вопрос: почему Печорин убил Грушницкого? Вроде как княжну Мери не поделили. Но в новелле все обстоит гораздо сложнее.
В Пятигорске у Печорина незавидная роль любовника замужней женщины Веры. Если их роман всплывет наружу – это будет сенсация на водах, им перемоют косточки во всех местных гостиных. Печорину нужен отвлекающий маневр, и он начинает ухаживать за княжной Мери Лиговской: пусть лучше местные сплетники судачат о нем и Мери, чем докопаются до истины и погубят репутацию Веры. И действительно, никто в этом городе, пропитанном злословием и запахом серных вод, не подозревает об истинном положении вещей. Даже когда шпионящий за Печориным драгунский капитан перехватывает его после интимного свидания с Верой, он убежден, что Печорин возвращается от Мери, нанимающей комнаты в том же доме этажом ниже. Этот эпизод – ироничный лермонтовский штрих к изображению интеллектуального багажа военного сословия. Впрочем, все предосторожности оказываются напрасны: Вера сама выдает свою тайну старику-мужу, узнав о дуэли Печорина и Грушницкого, и ставит крест если не на репутации, то на своем семейном благополучии. А до этого она не выдерживает ей же самой предложенного плана и начинает безумно ревновать Печорина к Мери.