Культурология. Дайджест №3 / 2016 - стр. 24

Итак, будучи религиозной в качестве мечты, утопия антирелигиозна в своем воплощении, поскольку замыслила переделать природу человека и перелицевать мир «по новому штату». Но этот мир придуман не нами, и он сопротивляется дерзкому, вызывающему самосмышлению, приводя при его осуществлении, как поведал нам Шигалев, к обратному эффекту, где на месте райских кущей возникают адские застенки.

Понятно, почему эта бесчеловечная модель нежизнеспособна, деградирует и в конце концов кончается распадом.

Но какое это имеет отношение к нашему общественному устройству – демократическому, социальному государству (уже пережившему, к тому же, длительный этап коммунистического режима) и, главное, отменяющему всякую идеологию вообще, – т.е. государству, являющему собой крайнюю противоположность четкой идеологически заорганизованной утопии?

Дело в том, что у нашего государственного функционирования есть интересная особенность, которая предельно усиливает этот контраст: всеохватную организационную идею здесь заменяет отсутствие всякого единого целеполагания, или просто генерального маршрута, хотя бы в виде модной ныне «дорожной карты». Вместо этого мы наблюдаем здесь целую вереницу сменяющих друг друга приоритетных лозунгов выхода из кризиса, в частности нынешнего. В 80‐е годы таковыми были ускорение, новое мышление, перестройка. С нулевых: модернизация, новая модель роста, инновация, стабилизация, прорыв в технологиях, опережение, дорогу малому бизнесу, консолидация, актуализация, наконец сегодня – не кошмарить страну, а ею гордиться, патриотизм!

Оказывается, как убеждает нас практика, что полное отсутствие социогосударственной, структурной идеологии, распадение ее на дискретные эпизоды тоже не плодотворный путь развития, а средство застоя и деструкции, как и в случае утопии.

И учит это нас все тому же. Если крушение терпит гордыня человека, задумавшая переделать сотворенный мир, то плохо осознаваемый, неопределившийся политэкономический курс тоже противоречит созданному мировому распорядку, ибо в нем человеку, этому «венцу творенья», была вручена роль не безотчетного властителя, а разумного хозяина и распорядителя: чтобы возделывать землю свою и хранить ее; «Изыдет человек на дело свое, и на делание свое до вечера».

Для России, страны цивилизованного (пусть уже и постхристианского) мира, есть один апробированный путь – либерального консерватизма, хоть в форме республики, хоть в форме конституционной монархии, не сулящий райского блаженства, но и ограждающий от адского круговращения.

Россия назвалась таким государством, чтущим закон и достоинство человека, остается осознать, как к нему последовательно двигаться.

Идеи Зигмунда Фрейда сыграли ключевую роль в становлении сюрреализма. Воплощая в своих произведениях отдельные положения Фрейда, сюрреалисты определили перспективы развития сюрреализма, построили свою эстетику, создали свое понимание искусства. Это было искусство, призванное исследовать внутренний мир человека, отводя главенствующую роль подсознанию. Мораль, рассудок, вечные ценности, логические понятия, эстетические нормы отвергались в пользу бессознательного. Исходя из этого, и вытекали основные методы сюрреалистического художественного творчества: фроттаж, бессознательное письмо, психический автоматизм и т.д. Все эти методы обращались к бессознательному в человеке, а именно к сновидениям, галлюцинациям, изучению творчества детей и искусства душевнобольных.