Куликовская битва. Одна строчка в летописи - стр. 3
-Ну почему ты меня не цалуешь?
Правнуки, поневоле наблюдавшие эту сцену, прыскали от смеха и с интересом ожидали, поцелует бабуля деда или нет, а давно взрослые сыновья улыбались в усы, глядя на проснувшуюся любовь старого отца.
Стар стал её сокол ясный Захар Тютчев. Прошли года, и пить в его возрасте не пристало. Ефросинья вся извелась, борясь с мужем, но он всё равно продолжал выпивать. Да и как тут победишь в этой борьбе, если её Захарий – известнейший человек не только в их слободе, но и во всей Москве? И каждый, куда бы он ни пошёл со двора, считает за великую честь угостить мёдом бывшего посла великого князя Дмитрия Ивановича Донского, славного ратника земли русской, участника великой Куликовской битвы и человека, лично говорившего с проклятым Мамаем. Лично! Хоть со двора его не выпускай совсем!
Сегодня особый день – день Рождества Пресвятой Богородицы и день поминовения погибших в страшной сече с ордынцами на Куликовом поле. Во всех храмах Руси будут служить молебен за упокой душ героев, сложивших свои головы во славу Родины.
Захарий встал рано, когда солнце ещё и не думало выплывать из-за горизонта, и долго молился на образа, а потом весёлый и словно помолодевший от исходящего душевного огня, разбудил всех.
-Подымайтесь, – скомандовал он, – в храм бы не опоздать.
Поев и надев праздничную одежду, семейство чинно идёт в храм, а все, кто попадается им по пути, низко кланяются Захарию. Ефросиньи приятно видеть уважение людей к мужу и она, помолодевшая от этого, любуется на своего старого орла…
-Налей-ка, старая, всем мёду, – зная, что жена в такой день не откажет, попросил Захарий, когда они вернулись домой, – сегодня грех не выпить.
Ефросинья не против. Конечно, грех не помянуть всех тех, кто, защищая Русь, остался лежать на берегу реки Непрядвы. Святее дела быть не может, чем хранить память о защитниках отечества, не пожалевших своих животов за землю отцов.
Взяв ковш в руки, Захарий встал, подождал, когда поднимутся остальные, включая младшего правнука, и только тогда торжественным голосом произнёс:
-Царство вам небесное, друзья мои, сотоварищи.
Второй ковш он залпом не пил, а растягивал по глоткам: то во славу русского оружия, то во славу князя Великого Дмитрия Ивановича, то во славу всех, кто приходил ему на ум.
После обеда Захарий переместился поближе к лагушку с мёдом, а правнуки, один за другим, начали наперебой просить:
-Деда, расскажи, как ты к Мамаю ездил. Деда, а князь Дмитрий Иванович великаном был? Деда … деда…
Захарий расправил усы, улыбнулся, глядя на правнуков и, выждав для сурьёзности момента несколько минут, начал рассказ, который Ефросинья слышала много-много раз и помнила уже слово в слово. Но, несмотря на это, каждый раз рассказ Захария слушался не менее интересно и всегда вызывал ответные чувства в виде любви и гордости за свою родную сторонушку, чувство почтения к героям павшим в боях за Отчизну и чувство ненависти к врагам. И хотя маленьким слушателям, которые тоже много раз слушали рассказ деда, были непонятны столь взрослые чувства, которые формируются с годами, они интуитивно радостно и весело галдели в местах торжества справедливости и побед, испуганно жались к деду в местах опасности и устраивали весёлую кучу малу в момент торжества русского духа.