Кукушка - стр. 40
Животных распрягли и увели. Прибывший отбросил за спину капюшон, стащил берет с красным пером и оглядел обширный двор, толстые стены, башенки и массивные створки ворот, которые как раз в этот момент привратники закладывали тяжёлым брусом. Голова его оказалась наголо выбритой, на левой руке не хватало мизинца.
– Paxvobiscum[28], – раздался голос за его спиной. – Вы – господин Людгер? Людгер Мисбах из Гарлебека, городской палач?
Бритоголовый обернулся и обнаружил у себя за спиной ещё одного монаха, терпеливо дожидавшегося ответа.
– Ja, – скрипучим голосом проговорил он, – это моё имя.
– Мне поручили вас встретить. Как вы доехали?
– Вполне хорошо. Благодарю вас, – холодно ответил он. Речь прибывшего монах понимал прекрасно. Вообще, монастыри собирали в своих стенах самую разношёрстную братию со всех концов Европы. Многие монахи были красноречивы на фламандском, французском и латинском языках, и если иногда случалось, что какой-нибудь монах «modice Htteratus»[29] не знает латыни, можно было надеяться, что он поймёт, если заговорить с ним по-французски.
– Padre guardian[30] встретится с вами после утренней трапезы, – сказал монах. – Комнаты для вас и вашего помощника приготовлены в странноприимном доме, если вы не возражаете. Там не слишком удобно, но вполне терпимо и тепло. Вы, наверное, устали в пути. Я попрошу нагреть воду в купальнях. Вам потребна какая-либо помощь?
– Nein, – покачал головой пришелец, – Благодарю. С помощником управимся. Где нам расположиться?
– Я покажу. Следуйте за мной. – Монах склонил голову. – Я здешний келарь, мое имя брат Гельмут. Если вам что-нибудь понадобится, разыщите меня или моего помощника, его зовут Арманд. Обычно я бываю в кладовых или в амбаре, а помощник… ну, он где-то там же. Спросите у кого-нибудь из братии или конверсов, они покажут.
Палач кивнул, сделал знак своему спутнику и зашагал за монахом. Стражник у порога пропустил их, проводил взглядом в спину, плюнул, переменил наклон с одной диагонали на другую и по новой привалился к косяку в проплешинах зелёной краски. Через минуту у него за спиной скрипнула дверца караульной комнаты. Зевая и почёсываясь, наружу вышел Санчес – босиком, зато в штанах с галуном и в жёлтой кожаной куртке, наброшенной поверх рубахи. В руке его был кисет.
– Что за шум, senor Киппер? дружелюбно поинтересовался он, неторопливо набивая утреннюю трубочку. – Экзекуторы прикатили?
– Ага. Они, – буркнул Киппер, не поднимая глаз. – Только не прикатили – притопали.
– А! И то дело. – Санчес оживился и зевнул. Напялил куртку в рукава, поежился. – Может, хоть сдвинется чего: в город переберёмся. Скучно здесь. Ни в карты поиграть, ни баб пощупать. Да и приодеться б не мешало: а то жалованье копится и копится, а штаны совсем протёрлись на заду. Ей-ей, я скоро буду задницей светить, как жук-светляк.
– Подрясник у монахов попроси.
– Хе-хе, шутить изволите, senor десятник, я понимаю! – добродушно захихикал Санчес (в отличие от Киппера он выспался и пребывал в наилучшем расположении духа; ссориться ему не хотелось), – Да, кстати, ведь и вам от их приезда польза.
Десятник обернулся, с подозрением нахмурил брови:
– Что? Польза? Что ещё за польза?
– Как «что за польза? Будет вам теперь с кем на родном языке словечком переброситься.