Кто не спрятался – я не виноват… - стр. 5
Глава 2
Ленинград нас встретил, будто уставшая пожилая княжна, которая нежданно обрела вторую молодость. Спокойная, величавая, преисполненная царственного достоинства, закутанная в матовый шелк белой ночи, она приветствовала всех приехавших мелким моросящим дождём и порывом прохладного Балтийского ветра. Танькина двоюродная бабушка встретила нас с распростёртыми объятиями и свежеиспечёнными ватрушками. Подруга была права: старушка скучала. Два дня мы носились, как укушенные, по городу, возвращаясь домой только под утро – уставшие, но счастливые и по-щенячьи восторженные. Невский, Адмиралтейство, набережная Невы, Казанский собор, Сенатская площадь и Исакий – всё было сказочно-чудесным и волшебно-воздушным, вызывавшим в нашей душе благоговейный трепет и восторг. И я, на какое-то время, совершенно позабыла про свои тревоги.
На второй день, поздно вечером, уходил наш поезд на Зеленоборский. Тепло простившись со старушкой и клятвенно пообещав ей заехать на обратном пути, мы отправились на вокзал. И вот тут-то опять ко мне вернулось то, уже почти забытое чувство некоторой тревоги. Казалось, что за мной кто-то очень пристально наблюдает. Это вызвало у меня какой-то нервный озноб, и я невольно передёрнула плечами. Заботливая Танюха озабоченно спросила:
– Нюська, ты чего? Озябла? Хочешь, дам свою ветровку? Она у меня рядом, в самом верху… – И тут же, скинув с плеч рюкзак, принялась копаться в его внутренностях.
Я отмахнулась:
– Не нужно… У меня и своя есть. Не озябла, сыро просто…
Но подруга, упорствуя в своём желании меня осчастливить, вытянула свою курточку и накинула её мне на плечи. Подругу обижать не стала, одарив её благодарным взглядом. Если человек от этого станет только счастливее – что мне, жалко, что ли?
На перроне, сделав вид, что у меня развязался шнурок на ботинке, постаралась незаметно оглядеться. Ничего. Но меня это не успокоило.
До отправления поезда было ещё минут сорок, и Юрик, оставив нам свой рюкзак, рванул в буфет, как он сказал – «подзарядиться на дорожку». Татьяна, разумеется, без комментария это не оставила. Фыркнув, проговорила:
– Этим мужикам только бы пожрать! Бабуля нам с собой ватрушек дала, а ему, видишь ли, мяса подавай!
Но голос её при этом звучал не возмущённо, а как-то воркующе. Затевать диспут на эту тему у меня не было никакого желания, и я просто неопределённо хмыкнула. Стоять неприкаянными с рюкзаками на перроне мне почему-то не хотелось. Поэтому я предложила:
– Давай в поезд сядем. Пока вещи уложим, то да сё… Чего тут стоять, как два тополя на Плющихе?
Бросив на меня подозрительно-испытывающий взгляд, она кивнула, коротко согласившись:
– Давай…
Вот за что я любила свою подругу, так это за умение вовремя и правильно оценить ситуацию. Где надо сказать – скажет, а где надо промолчать – промолчит. Я нутром чуяла, что Татьяна понимает, что со мной что-то происходит, но вопросов мне она не задавала, понимая, что, если не захочу отвечать – отболтаюсь. А уж если придёт время – сама всё расскажу.
Мы зашли в вагон и стали протискиваться через узкий коридор к своему купе, похожие на толстых старых уток: точно так же пыхтели, крякали и переваливались с боку на бок под тяжестью трёх рюкзаков. Дойдя до нужной нам двери, Танька отпустила лямки нашей ноши и вытерла со лба пот ладонью.