Кто не спрятался – я не виноват… - стр. 27
Зашипев и заскрипев колёсами, электричка остановилась. Я уже была наготове. И только двери едва стали расползаться в стороны, как я юркой ящеркой проскользнула сквозь них и метнулась за вагон. А там, что называется, давай бог ноги – рванула, резво перескакивая через рельсы, что та коза, – за ближайший товарняк. Тело всё ещё ныло от ушибов, но это уже значения не имело. Отдышалась я немного только тогда, когда меня от перрона отделял железный вагон, выкрашенный в тёмный сурик. Немного придя в себя, я запрыгнула на площадку и осторожно выглянула. Всё же мне очень хотелось понять, ждали меня здесь или нет.
Разумеется, я не была таким уж «зорким соколом», чтобы с такого расстояния разглядеть лица тех, кто стоял на перроне, но на мгновение мне показалось, что среди редких пассажиров и зевак я увидела плечистую фигуру того зеленоглазого парня, с кем имела непродолжительную беседу на туманном перроне. Впрочем, мне это могло и показаться.
Поняв, что ничего я больше не высмотрю, спрыгнула с площадки товарного вагона и пошла искать выход из этой паутины железнодорожных путей. Вскоре счастье мне улыбнулось, и я оказалась на небольшой улочке. Унылость старых деревянных двухквартирных домишек с избытком компенсировалась пышными палисадниками, радующими глаз буйными красками кустов флоксов, космей и золотого шара. На пыльной раздолбанной дороге бегали ребятишки, на лавочках возле покосившихся заборов сидели довольные ленивые коты. В общем, картина была мирной и патриархальной. Улочка вскоре упёрлась в довольно глубокий овраг, через который был перекинут пешеходный мостик.
Перейдя на другую сторону, я присела на большой валун, лежавший чуть поодаль от дороги, и постаралась мысленно в голове восстановить карту местности. Мне нужно было, держась недалеко от железнодорожного полотна, пройти до конца деревни, а затем повернуть на северо-восток, чтобы её обогнуть. Хотелось есть и пить. Но ради этого я не собиралась рисковать и заходить в саму деревню. Ладно, войду в лес, а там, родной, он меня и напоит, и накормит. Когда я добиралась до станции, то видела, что уже начинала спеть черника. Там, где я родилась, на берегах Онежского озера, местные её называли морянкой. Наверняка и здесь, севернее, у неё было своё название, но выяснять я этого не стала.
Деревню я обогнула, когда уже солнце клонилось к закату. Мысленно порадовалась, что сейчас белые ночи, и можно не бояться заблудиться в темноте. Но тут же себе напомнила, что светло-то светло, да туманы такие густые, что лучше бы, наверное, была ночь. Нужно было поторапливаться. Точной точки встречи с друзьями мы не наметили. Было только расплывчатое указание: «за деревней». Но я очень надеялась, что мне удастся их отыскать без особого труда. В лесу я всегда чувствовала себя как дома. Причём мне было всё равно – Уральский это лес, Сибирский или Карельский. Лес – он везде лес. И законы его везде одинаковы, и деревья разговаривают везде на одном языке, который я уже умела понимать. Да и батюшко-Леший, он, конечно, везде свой, но под единым, так сказать, управлением. Приободрённая этими мыслями, я отправилась дальше.
Вскоре мне на пути попался небольшой родничок. Встав на колени, я напилась и умылась. Сразу почувствовала себя легче. Тело просило отдыха. И не просто просило, а уже пищало. Но я знала, что если сяду сейчас, то подняться будет сложно, почти невозможно. Кряхтя, словно старая бабуська, поднялась на ноги. На ходу сгребла горсть ещё не очень спелой черники и затолкала в рот чуть ли не силой. От усталости есть совсем расхотелось. Но чуть кисловатая ягода придала сил, будто открывая во мне второе (или уже третье – со счёта сбилась) дыхание.