Крымская лихорадка - стр. 16

Яшин знал, где старики хранят сердечные лекарства, достал из холодильника корвалол и отпоил Лаврову. Та пришла в себя и снова залилась слезами.

Потом они сидели в скромно обставленной гостиной, и Клавдия Ивановна разливала чай.

– У меня снова горе, Олег Степанович. Мать Жени и мать Артема, они подруги, год назад уехали в Италию на заработки и пропали. Ни звонка, ни письма. Вот, Артем теперь у меня и живет.

– И на что живете? – спросил Носков.

– Так, продаю кое-что. Пенсию давно уже не платят. Подрабатываю костеляншей в санатории “Россия”.

Лаврова хотела добавить, что и там уже полгода задерживают зарплату, но промолчала – гордость не позволила.

– Насчет невестки в милицию заявляли?

– Конечно. Сказали, что заявление передано в Интерпол. Но я не верю. Ни милиции, ни Интерполу.

– Фотографии приложили к заявлению?

– А как же?

– Еще какие-то фотки есть? Покажите.

Женя и Артем во все глаза смотрели на Носкова. От него исходила уверенность и сила.

Лаврова взяла из серванта альбом положила перед Носковым. Стали рассматривать. Пропавшие женщины были красивы.

– Я смогу чем-то помочь, если только меня изберут, – коротко сказал Носков.

– Благослови вас Бог, – прошептала Лаврова.

Через неделю Носков зазвал Яшина к себе домой. Москвич не стал отказываться. Ему хотелось увидеть Носкова в семейной обстановке.

Яшин давно не был в хрущебе. Тем сильнее было впечатление. Не квартира, а скворечник, хуже скворечника, потому что люди – не скворцы.

Не вызывала восторга и мебель. Все советское, никаких импортных гарнитуров. Странно, следователи прокуратуры получали неплохо. Еще больше денег имели те, кто ходил в загранплавание, независимо от того, что делали на судне. Напрашивался вывод – квартира не была для Носкова домом, куда бы он торопился после работы. Первый признак жизни на стороне.

Но на этом странности не заканчивались, а только начинались.

Жена Носкова Галина оказалась просто красавицей. Удивительного цвета глаза, такие называют бирюзовыми, красивая, хотя и несколько полноватая фигура, пышная грудь, ровные зубы, чувственные губы – все было при ней.

– Такая жена должна быть все время рядом, – сказал Яшин.

Носков усмехнулся:

– Найдется и для нее кривой объектив.

– Вы заметили, как фотографируют Олега? – с жаром стала возмущаться Галина. – Какие снимки печатают в газетах? То он с разинутым ртом, то с искаженным лицом. Меня тоже подловят. Так что лучше я посижу дома.

Дочь Лариса, совсем молодая, лет двадцати трех, похожая на отца, но какая-то невзрачная, неуютная, не сводила с Яшина глаз, рассматривая его, как вещь. И через минуту после знакомства запросто спросила:

– Вы женаты?

– Естественно.

– У вас есть дети?

– Естественно.

– Ну, как там Москва?

– Стоит.

– Ну, ясно, что не лежит. А вообще?

Яшин молча пожал плечами.

Галина усадила Яшина на диване рядом с собой и доверительно поделилась:

– Мы Олега отговаривали, плакали. Правда, Ларисочка? Но потом поняли: не Олегу нужна политика, а он – ей.

“Интересно, как они спят? – думал Яшин, оглядывая квартиру. Неужели на одной кровати? Похоже, что на одной. Вот беда-то”.

Пришла соседка Кира Стежкина, жена морского офицера. Всю жизнь была за мужем, как за каменной стеной. Но муж отказался принимать украинскую присягу, и был уволен.

– Кирочка окончила в свое время иняз и секретарские курсы, – сообщила Галина. – Сидеть тебе, Кира, в приемной президента.