Крылья ангела для мамы. Рассказы - стр. 12

Николай вышел из подъезда с растерянным лицом. Вовка не стал подниматься в двадцать вторую квартиру и ожидал однокашника на скамейке. Он почему-то был уверен, что Николай надолго не задержится. Действительно, в двадцать второй квартире проживает одноклассница его дочки.

– Ну что, убедился? – хихикнул Вовка. – Говорю же, что Андрюха в другом районе живет.

– Ничего не понимаю, – присаживается к товарищу Николай, – но я же с ним минут двадцать назад…

– Значит, просто был похожий мужик.

– Да ты чего? – начал злиться Николай. – Я что, Андрюху не отличу от похожего мужика, что ли? Мы пока ночью от аптеки шли, о чем только ни переговорили. Нет, нет. Это был Андрей. Где, ты говоришь, он живет? Поехали.

Андрей так и не дождался своего друга. Прошло уже часа четыре, а того все не было. «Может, случилось чего? Чего он так долго? Пойду схожу до него. Уж теперь-то я не перепутаю этажи».

Жильцы квартиры, которую указал друг, сильно удивились приходу Андрея. Ведь за сегодня он приходил спрашивать о каком-то Николае уже второй раз.

Автомобиль, в котором находились Володя с Николаем, въехал во двор, в котором, как утверждал товарищ, обычно в это время отдыхает Андрей на своей любимой скамье. Николай сразу его узнал. Возле подъезда сидел его лучший друг детства, без ноги, худющий и с опухшим от алкоголя лицом.

– Стой, Вован, – тихо произнес Николай. – Не надо дальше. Совсем я запутался. Потом как-нибудь зайду. Не могу поверить. Просто не могу в это поверить. Отвези меня назад, пожалуйста.

– Да без проблем, – разворачивает автомобиль Вовка.

Визг тормозов привел Николая в чувство. Это было так неожиданно, что Николай не успел даже руки выставить вперед и слегка брякнулся лбом о лобовое стекло автомобиля.

– Ты чего, Вован? – трет свой лоб Николай. – Что случилось? Ты чего так тормозишь?

Володя сидел, вцепившись в руль, с лицом белее мела.

– Ты видел, кто только что мимо проехал? – закашлялся однокашник.

– Нет, – удивился Николай, – а кто сейчас проехал?

– Ты.

У нас в деревне жил мужичок-дурачок лет сорока, и звали его Степан. Жил он с матерью в дырявой избе, в которой даже летом холодно было, не говоря уж о зиме. Жил и радовался, что живет. Радовался всему, что увидит, дурачок ведь. Намажешь горбушку хлеба маслом, крикнешь в окошко, а он тут как тут, под окном стоит и улыбается. Отдашь ему горбушку, и столько в нем радости увидишь, что на всю деревню хватило бы. Или рублик ему дашь, на который ничего не купишь, прыгает от радости Степан, пляшет полчаса.

А то и гармошку возьмет порадовать жителей деревни. Меха, правда, порваны, звука совсем нет, а он по клавишам пальцами перебирает и радуется, что внимание на него обращают.

– Ты, Степан, пой, чего не поешь-то, – люди ему говорят.

Поет Степан, только вместо слов мычание одно.

– Молодец, Степан, – говорят, – хорошо поешь.

А Степан и рад стараться, то у одной избы у окна встанет, то у другой. Веселит народ.

Ну а что с него возьмешь, дурачок ведь.

Собрался как-то народ деревенский у речки. Охают да ахают. Псина тонет. На речке первый лед такой тонкий, что псину не выдержал. Тонет псина, барахтается, тоже жить хочет. Не решается никто помочь псине, только ох да ах. Больно уж лед тонкий, сразу под воду уйдешь. А там течение подхватит, и не найдет никто тебя до весны самой.