Кровь Рюрика - стр. 29
Тот вместо ответа вежливо поклонился, понимая, что в данной ситуации ответа и не требуется.
– Хорош, правда хорош. Дубыню победить, это дорогого стоит.
– Дубыня – воин хороший, но не очень быстрый. – Горыня едва заметно улыбнулся. – Если бы на его месте был воин с быстрыми руками, мне было бы гораздо сложнее.
– Скромный, это тоже хорошо. – Князь кивнул. – А что скорострелы так смешно носишь, неужто и с левой умеешь стрелять?
– Если вы позволите, князь, готов показать. Только вот где?
– Пойдём. – Князь неожиданно легко поднялся из кресла и быстро вышел из кабинета, а Горыне пришлось поспевать следом.
В полуподвале дворца нашёлся настоящий тир, длиной метров двадцать, что даже для такого револьвера было смешной дистанцией. Мишени уже висели, так что Горыня просто вышел на рубеж стрельбы и оглянулся на князя.
– Ну, давай. Покажи.
Горыня встал и, чуть сдвинув кобуры вперёд, одним движением выхватил револьверы и в пулемётном темпе отстрелял оба барабана.
– Осип! Подай-ка мишени, – скомандовал князь, и из-за загородки метнулся мужчина в форменном камзоле.
– Вот, княже. – Он с поклоном подал два листка, а князь начал считать дырки.
– Двенадцать. – Он с каким-то странным выражением посмотрел на Горыню. – Двенадцать. Есть пара девяток, но все остальные в центре. А не подскажешь, где это ты так стрелять научился?
– Так воинская весь, княже, – выдал Горыня заготовленный ответ. – Народ или мечами машет, или стрельбой вот развлекается. Патроны сам снаряжал, капсюли Никифор привозил. А револьверы эти я у банды Чёрного взял.
– Оружие это сынка князя Стародубского. Подарок ему был на Мокошин день. – Князь тяжело вздохнул. – Убили его там. Отпишусь сегодня Григорию Николаичу, что оплатили тот должок. А скорострелы оставь себе. Ты их честно взял. Да ещё будет тебе награда от Стародубского. Тот уж и охотников посылал, и егерей… Сам-то как прошёл?
– Так я один был. Вот меня и не посчитали. – Горыня усмехнулся. – Шли бы толпой, так они сразу мостик бы притопили да сами попрятались. А болото большое, ходить не переходить.
– А с упырём как? Я смотрел, матёрый аж жуть. Кромешный приказ нам за него целых двадцать гривен отсчитал.
– Вытягивал из завала стражника, а как голову поднял, так смотрю, он рядом, вот как Савва Панкратьич сейчас стоит. Ну и врезал от души. Прямо в пятачок ему попал. А место, видать, чувствительное, ну, и сел он, а пока в себя приходил, я топором и рубанул.
– Говорят, с одного удара завалил?
– Ну, не с одного, но третий раз, когда бил, он уже мёртвый был.
– Я топор тот велел обратно не чинить. – Князь усмехнулся. – В оружной зале повешу. Будет гостей удивлять. Теперь о тебе. Воин ты справный, и вот Савва о тебе печётся, словно о сынке родном. А это, поверь, дорогого стоит. Савва у нас, вообще, недоверчивый. Да и Никифор за тебя поручился. А я старого пройдоху знаю давно, и он свои слова на ветер не разбрасывает. Так что предлагаю тебе службу у меня. Если пойдёшь в гридь[17], то присягать будешь мне лично, а если в Перунову сотню, то – государю. Разницы, в общем, немного, но личную присягу могу снять я, а государеву – только сам Михаил Елисеич. Но я хочу, чтобы ты послужил в Перуновой сотне. Дружина здесь в Медведевске небольшая, но крепкая. Разбойному приказу, если что, помогаем, не чинясь, да и моя гридь, бывает, впрягается. Большая война-то отгремела всего лет сорок назад, так что тати по дорогам встречаются. И самое главное, человек ты пока незнакомый, так что кое-что сделать сможешь того, что мои люди не сумеют. Пойдём.