Кровь – не водица - стр. 8
– Елизавета Андреевна, у вас все в порядке? Как вы себя чувствуете?
Лиза вынырнула из своих невеселых дум и поймала себя на том, что почти задремала, впав в нирвану покоя и тепла. Виктор уверенно и даже немного вальяжно вел машину, и только по слегка напрягшимся линиям четких бровей можно было угадать, что он напряженно всматривается в туманные изгибы дороги.
– Все в порядке, Виктор. Немного расслабилась, устала что-то. Мы уже съезжаем в долину, я даже не заметила пути, так быстро доехали. Вы мастер.
Виктор чуть кивнул, в улыбке дрогнул краешек губ, он красиво вывернул на широкую трассу, прибавил скорость и они понеслись, как будто за ними гнались черти.
…
– Ну вот вы опять! Я же вам объяснила, дорогая, что у нас карантин! Немного стоит подождать, как можно быть такой неразумно-настойчивой. Не ожидала от вас, всегда такой выдержанной.
Эльмира Леонидовна была не на шутку рассержена. У нее возмущенно шевелился кончик носа, он поднимался, как будто его за нитку дергали наверх и круглые крошечные ноздри с торчащими черными волосками раздувались от возмущения. Лиза даже растерялась, она вообще не очень умела вести себя с обслугой, даже такого уровня, она терялась даже перед горничной, а тут такой напор. Послушно кивнув, развернувшись на сто восемьдесят градусов Лиза было пошла прочь, но Виктор вышел из машины, быстро подошел в директрисе, твердо взял за локоть и что-то говорил тихо и настойчиво, а у Эльмиры в такт его словам мерно покачивалась голова. Наконец, они закончили свое странное общение, Виктор подошел, коротко сказал -”Идите”. Эльмира развернулась и, покачивая худой задницей, засеменила впереди, и вся ее щуплая фигура выражала несогласие, осуждение и странное удовольствие.
– Елизавета Андреевна, всего десять минут. Вам повезло, температуры у детей нет, они чувствуют себя неплохо. Но все равно, я ради вас нарушаю собственные правила. Десять минут, не больше!
Дети жили в отдельном блоке, состоящем из двух спален, небольшого зала и санузла. Обстановка в клинике, выдержанная в строгом, но совсем не больничном стиле, претендовала на домашнюю, но казенный запах равнодушия и лекарств сквозил, перебивая запах хороших отдушек и качественной пищи. Лиза прошла через зал в спальню Алисы и, как всегда, когда она приходила к дочери, почувствовала неприятный, колющий бег мурашек между лопатками, озноб и неуверенность. За эти десять лет милая, тепленькая дочурка со странным прозрачным взглядом недетских глаз исчезла, и на ее месте появилась чужая девушка, практически не подпускающая к себе. Алиса сидела спиной к дверям, что-то быстро писала в огромной, толстой тетради. Рядом лежал ноутбук и планшет, но дочь не любила гаджеты, почти ими не пользовалась, предпочитая бумагу и ручку. Узкие плечики, плотно обтянутые тонкой светлой водолазкой чуть подрагивали, волосы красивым узлом были собраны над длинной стройной шейкой, золотая цепочка змейкой скользила по высокому воротничку – девочка росла красивой и уже понимала это. Почувствовав мать за спиной, Алиса остановила бег своих ровных строчек, аккуратно положила ручку, захлопнула тетрадь и медленно повернулась. Бледное лицо, высокий лоб, который казался еще выше от туго стянутых к затылку волос, пушистые ресницы, чуть отсутствующий, немного безумный взгляд зеленых глаз – с каждой встречей дочь становилась все дальше и все неузнаваемей. Лиза подошла, коснулась губами прохладной щеки дочери, потянула ее за руку, приглашая встать. Алиса встала, отодвинула мать в сторону, пошла к дверям.