Кровь не водица. Часть 2. Алиса - стр. 11
– Ты, мужик, фонарь им оставь, сам обойдешься, а им без света ночью печаль. Тут многое ночью происходит, особо с новенькими.
Лиза догнала женщину, тронула ее за локоть
– Подождите. Моя дочь, Алиса, она что, там останется, в том доме? Я хочу, чтобы ее привели, я хочу, чтобы она жила со мной.
Лиза поймала себя на том, что она верещит капризно и настырно, точно, как ребенок, у которого отняли игрушку. Нина локоть не вырвала, просто повернула голову и цепко всмотрелась в Лизино лицо.
– Тут, дорогая, совершенно не важно, кто чего хочет. Тут делают то, что велит Марфа. Странно, Мария, что ты не научила ее.
Майма потупила голову, подошла к Лизе, потянула ее за собой, и, затащив во двор, плотно прикрыла калитку.
– Подожди, Лизушка. Не гони коней, приведут они Алису, они здесь не балуются, все очень строго. Давай, успокойся, посмотрим дом и ляжем спать.
Лиза и вправду почувствовала себя неразумным дитем, послушно пошла за Маймой, они вошли в дом, Виктор нащупал выключатель и включил свет.
То, что увидела Лиза, было похоже на старое кино. Причем настолько старое, что его герои ходили, деревянно перебирая ногами, говорили напыщенно и смешно, женщины красили высоко выгнутые брови очень черной краской, а губы, круто изломанные в бантик ярко алой. Хотя нет, какие еще краски… Герои нынешнего Лизиного фильма были деревенскими, ходили в валенках, да тулупах, мужчины напяливали меховые ушанки, женщины пуховые платки. Именно они жили в таких домах – стены не были обиты, они смущенно темнели выпуклыми бревнами, посреди зала, в который они вошли, красовался небольшой круглый стол, накрытый кружевной скатеркой, у окна высился здоровенный деревянный буфет, напротив, у стены – не намного меньший комод. Рядом с широкой скамьей стоял неизвестный Лизе агрегат с деревянным колесом, на небольшом столике у окна притулилась старая швейная машинка. В переднем углу висела черная икона, она была настолько старой, что потемневший лик трудно было узнать, и лишь присмотревшись, Лиза поняла – Казанская. Икону обрамлял вышитый рушник, у двери висело зеркало, тоже в рушнике, вдоль стен стояли лавки. Майма положила свой рюкзачок, устало села на лавку, откинулась назад
– Бывала я в этом доме. Здесь все по уму, все есть – и огород, и скотный двор, и сенник. В конце двора банька, правда топится по-черному, но научишься, не Боги горшки обжигают. Все обойдется.
Лиза присела рядом со свекровью, прошептала
– Ну ты и научишь нас с Алисой всему. Куда ж мы без тебя…
Майма покачала головой и вдруг зевнула – широко, беззастенчиво, как кошка.
– Устала я, как собака. Нет, Лизушка, мы с Витей завтра уезжаем. Прямо после завтрака, ты уж сама учись. Тебе долго здесь жить, привыкнешь.
– Долго, это сколько? Месяц?
Майма улыбнулась, встала, потянула Лизу за руку, кивнула Виктору
– Там ваша спальня. А моя -там…
Она помолчала, глянула Лизе в глаза вопрсительно, испытующе
– Нет, Лиз, не месяц. Думаю, минимум год.
В спальне было тесно, как в пенале, крошечная комнатка выходила в зал узкой дверкой, узкой настолько, что в нее еле протиснулся Виктор. От него пахло дымком и теплой, разогретой шерстью, он прямо в новом свитере шерудил в печке, выгребал золу, подкидывал дрова, хозяйничал. В спальне было не просто тепло – жарко, Лиза стянула шубку, бросила ее на единственный стул, стоящий у кровати, бессильно опустилась прямо на белоснежное покрывало.