Кризис среднего возраста - стр. 23
– Спасибо. – Артем отодвинул почти не тронутую тарелку и поднялся.
– Да ты же почти ничего не ел! – всполошилась Аня. – Невкусно, что ли? Ты как себя чувствуешь?
– Да нормально я себя чувствую! Просто устал.
– А чай?.. – спросила она в его удаляющуюся спину.
– Нет…
Вот в этот сентябрьский вечер и закончилась Анина счастливая семейная жизнь. Впрочем, жизнь как таковая пока продолжалась. Закончилось счастье. Но Аня об этом еще не знала.
Сначала она пыталась объяснить возникшее вдруг отчуждение проблемами на работе у Артема. Потом ужаснулась, не точит ли его тайный недуг, с которым он безуспешно борется в одиночку. Подумала даже о возможной сопернице, но тут же отвергла эту версию как нелепую и абсолютно несостоятельную – Артем был, как она говорила, не из этой оперы.
Больше всего Аню удивляла и даже обижала его необъяснимая холодность со Стаськой. Он словно не замечал ее, и та, не понимая, что случилось, страдала, не смея лишний раз подойти. На днях вдруг рявкнул на нее ни с того ни с сего. «Папочка, папочка, – попробовала пошутить Стаська, – если ты будешь на меня кричать, то никогда не сумеешь проникнуть в мой внутренний мир». Аня засмеялась, а Артем даже ухом не повел, будто не слышал. Ни ухом ни рылом.
Вообще все это уже начинало надоедать. Если у тебя проблемы, расскажи, и вместе будем думать, как их решить. А он молчит, словно пень, и так себя ведет, как будто его здесь оскорбили в лучших чувствах.
Но всякому терпению рано или поздно приходит конец. И ждать она будет только до субботы – отправит Стаську к родителям в Ильинку и поговорит с ним начистоту. В конце концов, они муж и жена, так чего же играть в молчанку?
Но до субботы ждать не пришлось, потому что в пятницу вечером к Ане заглянула соседка, тетя Галя Соколова.
– А сам-то где? – полюбопытствовала она, уютно попивая предложенный Аней чаек.
– На работе, – пояснила Аня. – Какая-то у них там в последнее время запарка. – И машинально посмотрела в окно – нет ли машины. Привычное место справа от подъезда пустовало.
– А он теперь на площади паркуется, – сообщила тетя Галя. – Я сама видала.
– Зачем? – удивилась Аня. – Что за глупости?
– Вот и я тоже не поняла. «Что это, – спрашиваю, – не на месте притормозил?» А он мне отвечает, мол, ноги хочу размять. А чего их мять? До дома два шага… Он сам-то вообще как?
– Устает, – вздохнула Аня. – Раздражается по пустякам. И как-то отдалился от нас, замкнулся. Может, на работе не все ладно? Уж я к нему и так и этак. А вчера… – Она запнулась, удивляясь, с чего бы так разоткровенничалась с соседкой. Но потребность выговориться, поделиться недоумением и тревогой была такой сильной, что, немного поколебавшись, Аня продолжила: – Вчера пришел совсем поздно и, наверное, разбудить меня боялся – лег в гостиной, не стал беспокоить. А я и не спала вовсе. Разве я усну, если его нет? Сто раз вставала, в окно смотрела, нет ли машины. А он, оказывается, на площади ставит… Отдохнуть ему надо, поехать куда-нибудь хоть на пару недель. Мы летом все вместе собирались, но что же делать?..
Тетя Галя пожевала губами и отодвинула от себя недопитую чашку.
– Я, Аня, с твоей мамой на одном горшке сидела. И тебя с Зойкой с первого дня помню. Старый дом, он как большая коммунальная квартира. Это тебе не нынешние муравейники: соседи друг друга в упор не видят, как кого зовут, не знают, умрет какой одинокий бедолага – никто и не хватится, пока не завоняет. И наплевать им, хоть грабь соседа, хоть убивай, лишь бы тебя не трогали. А я вот грех на душу не возьму – молчать не стану. У нее он, у Зойки. Ходит он к ней, я сама видала. Вот так, Аня. Старая любовь не ржавеет.