Крик журавлей в тумане - стр. 48
– Отведите ее в тюрьму, в карцер, расстреляйте, делайте с ней что хотите, – поправляя свой халат, приказала Рубман, – но чтоб больше я ее здесь не видела.
Надю увели. Две недели она отсидела в холодном, темном карцере, питаясь черными сухарями с мутным, как болотная вода, чаем. Она почти не спала и все время думала о Сергее. Она перебирала в памяти каждую минуту их любви. Его улыбка… его глаза… его надежные, сильные руки… его пружинящая, легкая походка… Вот он что-то говорит… Он обещает ей покой и счастье… И она ему верит… Ему нельзя не верить… Ведь он – это часть ее самой… А теперь ее разрезали пополам и никто больше не скажет: «Солнышко мое, я так тебя люблю».
Ребенок внутри ее беспокойно шевелился, напоминая матери о своем существовании, и он был единственным, во имя чего еще стоило жить, потому все остальное в этом мире бесконечных страданий Надю перестало интересовать.
Вышедшую из карцера Надю определили на подсобные работы по лагерю, вход в больницу был для нее под строгим запретом. Используя каждую свободную минутку, к ней прибегала Машенька. Рубман запретила санитарке появляться в родильном отделении, но в больнице ее оставила. Она рассказала, что увели Сергея Михайловича прямо с дежурства. Он даже не сразу понял, в чем дело. Думал вначале, что к больному его ведут, а когда разобрался, стал вырываться. Да куда там, разве от этих битюгов вырвешься! Намертво они Михалыча скрутили. Начальник как раз подошел. Доктор закричал, просил, чтобы Надю не трогали, чтобы родить ей дали, не отдавали на растерзание Рубманихе. Начальник ничего не обещал, но, видать, не без сердца человек. Рубманиха требовала, чтобы Надю за нападение на врача расстреляли, но он не позволил. Спрятал в карцере, от греха подальше.
Надя слушала, не реагируя на Машенькины слова. В то, что Сергей вернется, она не верила. С рудников никто не возвращается. Врачи там не нужны, туда отправляют на смерть, а мертвые в медицинской помощи не нуждаются.
Чтобы отвлечь Надю от тяжелых мыслей, Машенька подарила ей маленькую старую иконку в деревянной, потрескавшейся от времени рамке.
На ней была изображена Божья Матерь с Младенцем на руках.
Сначала Надя относилась к подарку с некоторым пренебрежением, но повторяя по ночам слова услышанных от Машеньки молитв, она все глубже проникалась их смыслом, находя в них успокоение. От веры в высшие силы добра и справедливости на душе ее становилось светлее. Омрачало Надины молитвы только то, что не было с ней бабушкиного крестика: он по-прежнему находился в докторском кабинете. По ее просьбе Машенька тайком обыскала осиротевший стол доктора Крыленко, но заветной коробочки не нашла. А нашла маленький «клад» Софья Марковна. Именно она, проводя обыск среди вещей неблагонадежного коллеги, нашла небольшую коробочку из-под лекарства, а в ней – удивительный красоты крестик, инкрустированный драгоценными камнями, на обратной стороне которого был вензель: А.В. Зная, что Воросинская из бывших, Рубман без труда догадалась, кто является хозяйкой вещицы.
Надя, узнав о пропаже крестика, оплакала его как повторную потерю отца. Теперь у нее остались только дети и молитвы. Она молилась и смиренно ждала будущего.
Днем по узкоколейке, одиноко петляющей среди труднопроходимых болотистых лесов, пыхтя и отдуваясь, тащился старый паровоз. За ним дребезжала открытая платформа, в центре которой сидели, плотно сбившись в небольшую кучку, несколько человек. Вокруг них непрерывно ходили два охранника, вооруженные винтовками. Третий сидел на корточках в сторонке, держа арестантов на прицеле. Перед отправкой выяснилось, что заковать новую партию зеков нечем, ибо нужного инвентаря в наличии не оказалось. То ли по халатности, то ли по причине умышленного вредительства – неизвестно. А может, зеков слишком много развелось, не успевают для них цепи да наручники штамповать. Разбираться никто не стал. Решили проблему просто – страдальцев загнали на платформу и скрутили веревками. Какой дурак решится на побег в этом дремучем крае? Однако на всякий случай охране было велено смотреть в оба. Она и смотрела.