Крик журавлей в тумане - стр. 14
Когда вещей не осталось, мама стала исчезать из дома. Она уходила рано утром и возвращалась после обеда все с той же неизменной бутылкой и краюхой хлеба для дочери. Иногда она приносила девочке поношенную одежду. Видимо, в ее затуманенном сознании все еще хранилась память о материнском долге.
Однажды Надя, решив узнать, каким образом мать добывает пропитание и выпивку, рано утром вышла из дома следом за ней. Пробираясь по городским закоулкам, они вышли прямо к вокзалу. Мама уверенно вошла внутрь здания. Надя, прячась за скамейками, прошмыгнула за ней. В зале ожидания, возле выхода на перрон стоял столбиком взрослый маленький человек без ног. Для перемещения у него была приспособлена небольшая доска на колесиках. А руки, державшие деревянные бруски, продвигали его тело-обрубок по заплеванному вокзальному полу. Рядом с ним чернел чемодан. Мама подошла к инвалиду, нагнулась, что-то ему сказала, видимо поздоровалась, взяла чемодан и пошла на перрон. Мужик поехал за ней. На перроне они устроились возле входных дверей. Сначала мама вытащила из чемодана гармонь и надела ее на плечи мужика. Затем из того же чемодана достала две коробки. Одну она поставила возле инвалида, а другую взяла в руки сама. Мужик пробежал пальцами по клавишам, проверяя звучание гармони, мама повязала свой платок пониже, и оба застыли в ожидании поезда. Они стояли молча, не шевелясь и ни на кого не обращая внимания. Когда подошел поезд и вокруг засуетился народ, мама вдруг закричала, да так громко, что Надя, давно не слышавшая ее голоса, вздрогнула.
– Люди добрыя, – истошно завывала она, непривычно коверкая слова, – люди добрыя, поможите, коли можете, герою войны, не оставьте его милостию своею, потому как он за Родину нашу сражался и живота своего не жалел и теперича инвалидом стал. Поможите, Христа ради, чем можете, люди доб-рыя-я-я.
Мама замолчала. Инвалид развернул гармонь и заиграл. Мама запела: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой».
– Хорошо поет побирушка, – толстый дядька в длинном пальто вытащил из кармана смятую бумажку, повертел ее перед собой и, пробормотав: «Многовато будет», снова полез в карман. Немного в нем поковырявшись, он вытащил медяк и кинул монету в одну из коробок. Мама принимала подношения с благодарностью, норовя поцеловать ручку благодетелям.
Раздавленная этой унизительной картиной, Надя побрела домой.
Вечером мама, как обычно, принесла краюху хлеба и бутылку.
– Мама, – тихо сказала Надя, – не ходи больше на вокзал.
Мама, не слыша ее, налила целый стакан, выпила и закусила хлебом с солью.
– Не ходи туда, – настойчиво повторила Надя, – не ходи. Смотри, что у меня есть, мне бабушка перед смертью дала, – Надя протянула ей крестик, – давай продадим его, и на эти деньги будем жить. Ты снова устроишься на работу в детский садик.
Пока Надя говорила, мама смотрела на нее непонимающим взглядом, а потом вдруг, рассмотрев протянутый ей крестик, вздрогнула и спросила тоном абсолютно трезвого, нормального человека:
– Откуда он у тебя?
– Мне подарила его бабушка, – терпеливо повторила Надя, протягивая крестик матери, – продай его. За него, наверное, сколько-нибудь дадут денег. Видишь, переливается, как радуга.
Мать взяла крестик в руки и долго-долго разглядывала его.