Крепостное право - стр. 29

– Всего лишь царапина.

Я закусила губу. И отвела его в полевой госпиталь на перевязку. Я не стала даже поправлять волосы. Мне было все равно. Плевать. Мне хотелось кричать о том, что он вернулся. Я ждала, пока его перевяжут, а Аксель посматривал на меня поверх головы склонившейся над ним медсестры. Его глаза сверкали, как сапфиры. Что-то происходило в его голове. Я не могла определить, что именно, и это заводило еще больше.

Если бы кто-нибудь намекнул ему, что Анна Перо лишится не только жизни, но и лица, он бы покрутил пальцем у виска, поднял бы говорящего на смех. Анна была воплощением жизни. По крайней мере, та Анна, какой он ее запомнил. Та женщина, которая открыла для него мир чувственных удовольствий и, что, наверное, важнее, мир любви. Она подарила ему свои чувства тогда, когда он больше всего нуждался в них.

Он не ощущал разницы в возрасте, не ощущал, что их роман в любой момент может оборваться: он может погибнуть, Перо может уехать – ему было плевать. В девятнадцать лет Грин чувствовал себя бессмертным и фактически был им. Через раз возвращаясь с задания с простреленной конечностью, он все время плясал на том самом волоске, который отделял его от смерти, и смеялся над своей судьбой. И даже последующее расставание с Анной, возвращение в Треверберг и погружение в незнакомую для него гражданскую жизнь отвергнутого сына, стажера и студента не повлияли на Грина так, как события последних лет.

Сначала Энн. Потом смерть Анны. Образы двух женщин, которых он впустил в свое сердце, сплавились в пульсирующий комок, который жег грудь, уничтожая остатки чувств. К обеим.

Стоя у огромной белой доски и пожирая взглядом последнюю фотографию Анны Перо, Грин думал. Она практически не изменилась. Прошло почти пятнадцать лет, а она не изменилась. Чуть больше морщинок в уголках глаз, чуть трагичнее изгиб губ. Она следила за собой, маниакально ухаживая за кожей лица и тела, изнуряя себя тренировками, уделяя массу времени питанию и витаминам. Может, благодаря этому даже тогда, на базе, она выглядела молоденькой девчонкой. С портрета на него смотрела молодая женщина… которой исполнилось сорок пять. И она выглядела так, как будто приехала в Треверберг за Нобелевской премией и никак не меньше. Лорел еще не прислала ему расшифровку интервью, которое дала ей Перо. Ей нужно было время, чтобы подготовить статью. Просить придержать материал детектив не стал, но потребовал, чтобы она предоставила ему текст до публикации. Просто потому, что все, сказанное Анной, имело значение. Для него всегда имело значение то, что она говорила.

В дверь постучали. Грин посмотрел через плечо и встретился взглядом с черными глазами молодой девушки. Она заглянула в кабинет, смущаясь, но не теряя лица.

– Офицер Розенберг, – отозвался Карлин. – Входите, входите. Это детектив Аксель Грин. Детектив, это Адарель Розенберг, моя ученица.

– Добро пожаловать в следственную группу, Розенберг, – отозвался Грин и вернулся к созерцанию портрета. – Что думаете?

– Доброе утро. Детектив. Доктор.

Аксель услышал, как она закрывает за собой дверь и идет по кабинету. До него донесся тонкий цветочный аромат духов.

Грин не любил цветочные запахи. Они создавали иллюзию невинности и чистоты.