Крепостная - стр. 7

Потом Глаша принесла чай и на блюдце кривой, будто камешек, кусочек сахара. Я бросила его в чай, и она вылупила глаза, но промолчала.

Я молча прихлебывала горячий, сладкий и пахнущий иван-чаем напиток, а девка рассказывала, как мы стирали, а потом она голову подняла, а я уже плыву по Уралу.

– Урал? – переспросила я.

– Река-т. А как ишо? Урал и есть, – ответила Гланя, хмыкнув.

Говорить и спрашивать я боялась. Когда попросила телефон и вызвать врача, Глаша расхохоталась. Из сказанного ею поняла только, что нам с ней никакого врача не светит. А коли умрем, дай Бог, чтоб отпели.

Так и просидели мы в комнатушке размером два на три до темна. Ночевать Глаша осталась со мной, поскольку так велела Домна.

Глаша рассказывала о нашей с ней стряпне, о том, как мне повезло стать помощницей барыни и жить с ней в доме, учить буквицы, читать. О том, что Бог любит и призирает сирот. Я решила, что я сплю. А старуха, видимо, была полноправной хозяйкой в моем сне. Только я не собиралась играть в их странную игру, какой бы сумасшедшей и опасной она ни была, эта Домна.

Глаша иногда выходила, чтобы фыркнуть на кого-то. До меня доносились ее слова, что, мол, слаба я еще, что как очухаюсь и сама выйду.

Когда она вышла, решив, что я заснула, я встала и подошла к зеркалу. Хорошенькая, чуть курносая девчушка смотрела на меня огромными, полными страха глазами. Тонкая, почти протертая до дыр ночная сорочка до пола не скрывала, а будто подчеркивала худобу: острые плечи, локти, колени выделялись при каждом движении.

В свете закатного солнца, струящемся через небольшое оконце, комната казалась каким-то волшебным шкафом. Узенькая кровать с железным трубочным изголовьем, деревянный табурет с отверстием в сиденье. Полы под половиком чистые и свежие, будто доски только-только остругали и постелили. Пара платьев, висящих на стене, походили на театральные костюмы: широкие юбки из плотного батиста, лифы, прошитые лентой от закрытой шеи до пояса. Одно синее, второе горчичного цвета. На полу туфельки на кожаных каблучках, а под кроватью… лапти!

Самые настоящие лапти из лыка, обмотанные веревками, которые полагалось наматывать на ногу.

Как-то давно, в своем детстве, я нашла в сарае прабабушкиного дома такие, и она показала, как их носили. Крестьяне долгое время боялись расстаться с «технологией плетения», потому что, как выражалась бабушка: «Бох его знает, куда жись повернет.». Лапти иногда надевали на покос, потому что кирзовые сапоги были не у всех, да и если были. В лаптях-то полегче.

Я вспомнила, как бабушка подтянула чулок на ноге, надела лапоть, обмотала верёвки как следует и прошлась передо мной. Была тогда она уже старой, но никогда не ходила с палкой, потому что, куда бы ни шла, вечно несла за собой что-то «попутно».

Над кроватью на большом кованом гвозде висел обруч. И только приглядевшись, я поняла, что это вовсе не спортивный инвентарь с зачем-то обмотанный тряпками, а тот самый кринолин. Разного размера кольца, соединенные между собой полосами ткани, а у талии к верхнему пришита верхушка, как на чулках. В нее вдет шнурок.

В зарождающейся вечерней тишине в замирающем от шагов и голосов доме стали слышны часы-ходики. А еще где-то в другом конце дома я услышала два голоса. Одним басила Домна, а второй было почти не разобрать. Я накинула на плечи покрывало с кровати, осторожно отворила дверь и вышла в коридор. Пахнуло густо заваренным иван-чаем и пирогами, так, что закружилась голова. В желудке все перевернулось, будто внутри маленький воздушный гимнаст совершал кульбиты.