Крепкий керосин принцессы Беатрикс - стр. 9

– На рассвете! – проорал с безопасного расстояния колдун и трижды осенил нас посохом, накладывая заклятье. – Кым мерген журалы!

Из травы к нему метнулась сколопендра, которую он ловко прибил своей фальшивой колдунской палкой.

Я вспоминаю его испуганные завывания и улыбаюсь сквозь сон. На рассвете. Так и запишем. Надо будет затащить наверх мафун. Представляю, как они обрадуются.

– Последний раз, когда мне было херово!

Пусть послушают. Хоть какое-то развлечение. Да. С этой мыслью я засыпаю.

Мне снится Штуковина. В мире Долины много непонятных вещей, но эта – самая непонятная. Полупрозрачная, цветная, стоит себе во дворе Башни. Включается и выключается, когда захочет, но я всегда знаю, когда. Всегда знаю, когда она включится, громко завоет, а потом вой перейдёт в низкий и глухой вибрирующий звук, похожий на хрип атакующего павука.

– Иди ко мне, принцесса Беатрикс, – зовёт меня Штуковина. И мигает пятью светляками по кругу – четырьмя синими и красным. Над ней тёплым маревом дрожит воздух. Кружится в медленном танце, вроде тех чопорных крестьянских движений на праздниках.

– Не пойду. Мы незнакомы, – упрямлюсь я, разглядывая трубки в прозрачном корпусе Штуковины, по которым струится свет. Трубки уходят вниз под её основание, будто корни у дерева.

– Незнакомы??? – удивляется она. Я не отвечаю. Ва подначивает меня, заявляя, что беседовать со Штуковиной – признак слабоумия. Слабоумие – это от алкоголя, ставит диагноз он. А потом обнимает и сопит. Дракон – мой единственный друг.

Сам он никогда не беседует с предметами. Для него Долина чётко поделена на еду и развлечения. И ничего не оказывается между ними. Ничего непонятного быть не может. Для него всё просто. Хотела бы я быть драконом. Это ответило бы на многие мои вопросы.

Вообще-то, когда Ва меня нашёл, поначалу он намеревался меня съесть.

– Уру-ру! Валялась себе. Такая аппетитная, лучше любого пони! – на полном серьёзе говорит он. – Но ты мне напомнила мою матушку, Трикс.

– Бородой? – спрашиваю я, Ва хохочет своим непередаваемым квакающим смехом. Бороды у меня нет.

– Нет же! – заявляет он. – Таращила на меня глаза, а потом я научил тебя говорить. Если бы не матушка, я бы тебя съел, а потом пошёл дальше.

Глупости, конечно. Друзья не едят друзей. Он тащил меня на себе пару дней, пока я не смогла идти самостоятельно. А потом мы наткнулись на Башню и Штуковину.

– Иди ко мне, принцесса Беатрикс, – зовёт Штуковина. Я стараюсь её не слушать. Пытаюсь сделать вид, что мне всё равно. Уж лучше бы я была драконом. У них всё просто.

Солнце ползёт по запястью, греет, как мягкий кролик. Гладит мне кожу. Просвечивает сквозь пыльные переплёты. Никак не уймётся в своей материнской заботе. Потягиваюсь и приоткрываю один глаз, замечая, как кружится стол в углу. Долину за стенами из серого камня почти не слышно. Лишь из прикрытого окна доносятся голоса – похмельное кваканье Ва и крики. Совсем не то, что охота слышать, когда гудит голова. Хочется поваляться ещё, но я просыпаюсь, тру глаза, и шлёпаю на свежий отдых.

Эй!!! Эй, вы там, в Башне!!! Ящерица!!! – зовёт колдун, над которым привычно кружатся мухи. В руке пустая бутылка, выкинутая мною прошлым вечером, на плече висит переломленный посох. Безобидный незаряженный посох, отсюда видны пустые каморы. Забрало шлема у пришельца откинуто. Он бесстрашно топчется внизу прямо в зоне досягаемости залпа моего дракона. – Переговоры!!! Переговоры!!!