Кредо холопа - стр. 74

Стоять на коленях было неудобно и больно – те упирались прямо в жесткие доски пола. Болела спина и голова. Голова разболелась от недостатка кислорода – в церквушку набилось столько холопов, что они в один миг превратили пригодный для дыхания воздух в жуткий смрад. Мало того, у алтаря курились какие-то благовония, которые только усугубляли ситуацию. Рядом с тем местом, где стояли господа, было широко открыто окно, а там, где молился Гриша, топор не удалось бы даже повесить – он бы сгнил в полете.

В то время как все холопы тупо издавали возглас «аминь», Яшка лакей шел своей дорогой. У него был за кого помолиться. Иной раз перекрикивая даже священника, он непрерывно клал поклоны, крестился и блажил:

– Спасибо господи за барина! Спасибо за благодетеля! Ниспошли долгих лет кормильцу!

Ни духовные служащие, ни надзиратели, Яшке замечаний не делали. Все понимали и разделяли его глубокие религиозные чувства, его сыновний порыв. Яшка любил барина – то знали все. Любил не просто больше себя, на себя он чхать хотел, любил больше бога. В своих молитвах он величал барина святым, ангелом, даже сыном божьим. Помещик Орлов поглядывал на верного лакея со слезами умиления. Его очень трогали столь чистые и искренние чувства.

Служба тянулась долго, и, как заметил Гриша, большинство надзирателей вышло наружу, а те, что остались, откровенно зевали и глазели в потолок. Пришла пора действовать. Плана у Гриши не было, он, как всегда, решил положиться на проверенный метод экспромта. Метод ни разу его не подвел – всегда заканчивался обломом, но ведь должно же ему когда-то повезти. Почему бы не сегодня?

– Тит, дружище, – прошептал Гриша на ухо зловонному мужику, – сделай мне большой одолжение: навали в штаны.

Тита не нужно было просить дважды, когда дело касалось столь приятного для него занятия. Он тут же оголил зад, после чего начал стаскивать штаны с Гриши.

– Да не в мои, придурок! – громким шепотом прикрикнул Гриша. – В свои!

В свои, так в свои. Оно и проще и приятнее. Почти без усилий, видно, давно уже просилось наружу, Тит беззвучно, как снайперская винтовка с глушителем, сделал грязное дело.

– Теперь зачерпни говна, и кинь в Яшку, – приказал Гриша, радуясь только что родившейся в голове выдумке.

Тут Тит замешкался.

– В храме божьем дерьмом кидаться негоже, – произнес он, но железной уверенности в его голосе не было.

– Тит, это тайный приказ барина, – стал самозабвенно врать Гриша. – Барин давно уже этого хочет, больше того – мечтает он об этом. Вот вчера подошел ко мне, обнял за плечи и говорит: мечтаю я, Григорий, чтобы кто-нибудь, какой-нибудь верный и преданный мне человек, Яшку лакея в церкви дерьмом закидал. Сплю, говорит, и вижу это. Неужели ты, Тит, не хочешь барина своего осчастливить? Ну и ну. Я был о тебе лучшего мнения. Мне казалось, ты барина любишь, а оказывается, что он тебе глубоко безразличен. Меня буквально потрясает высота той колокольни, с которой тебе наплевать на нашего кормильца. Стыдно, Тит. Очень стыдно. Не по-христиански это.

Обвинения, прозвучавшие в его адрес, заставили Тита прослезиться.

– Ужель я барина не люблю? – шмыгая носом, бормотал он. – Ужель не осчастливлю отца родного? Да я за кормильца и в огонь и в воду.

– В огнь и в воду в другой раз. Сейчас в Яшку. Только смотри, незаметно сделай, и после никому не признавайся, что это ты. Так барин велел.