Кредо холопа - стр. 67
Картина, открывшаяся его взору, была довольно типична для имения. Три надзирателя лупили палками холопа, а тот катался по земле и орал. Гриша узнал преступника – им оказался холоп Илья, юный тупица, способный, как и все крепостные, только портить воздух да выполнять несложную механическую работу. Одно только удивило – избиваемый Илья был без штанов. То есть штаны были, но болтались у него на щиколотках.
Гриша так бы и не понял, в честь чего лупят бедолагу, но на счастье появился свидетель. Мимо него прошел крепостной Дрон с бревном на плече, и на Гришин вопрос касательно причины избиения, все прояснил.
– На греховном деле поймали, – ответил он, прогибаясь под тяжестью бревна.
– На каком именно? – уточнил Гриша, поскольку крепостные считали греховным все, кроме работы, сна и пожирания помоев.
– Забор сношал, – произнес Дрон таинственную фразу.
– Что он делал? – переспросил Гриша.
– Забор, окаянный, сношал, вот что.
Вечером Грише удалось выяснить подробности происшествия. Как оказалось, крепостного Илью попутал бес, и он, поддавшись греховному настрою, возжелал блуда. На его счастье в заборе отыскалась дырка от высохшего и выпавшего сучка, и в эту-то дырку Илья и пристроил свой окаянный отросток. Все шло хорошо, но недолго. Как раз в это время с противоположной стороны забора прогуливались три надзирателя, и когда они увидели то исчезающий то появляющийся из дырки член, то сразу все поняли. Дабы грешник не сумел скрыться, один из надзирателей крепко схватил его за корень жизни и держал до тех пор, пока соратники не обежали забор по кругу, и не взяли Илью тепленьким на месте преступления.
Улик оказалось выше крыши: забор, дырка, Илья… Вначале бедолагу отлупили на месте преступления, затем отвели в воспитательный сарай и устроили очную ставку с оглоблей. Но и этого показалось мало. Тогда в дело пошел секатор, и Илье грубо, в антисанитарных условиях, удалили источник греховных соблазнов.
К вечеру чуть живого Илью притащили в барак и бросили на солому. Никто из крепостных даже не подумал подойти и посочувствовать страдальцу, на него вообще не обращали внимания. Зато Гриша не упустил случая поглумиться. Он подсел к Илье и жизнерадостно спросил:
– Ну что, хороший танцор, как заборчик? Заноз много загнал?
Илья ничего не ответил. Ему было не до этого. За прошедший день он выхватил столько горяченьких, что на теле не осталось ни одного живого места. Что касалось работы секатором, то надзиратели сгоряча отрезали ему все подчистую, а рану прижгли углями. Без медицинского образования было ясно, что жить Илье осталось считанные дни.
– Нашел ты приключение на свое хозяйство, – сказал ему Гриша. – И чего тебя на забор потянуло? Я сегодня специально подходил, смотрел. Ничего особенного, забор как забор. Совсем не сексуальный. Ты хоть бы бабу на нем нарисовал, что ли, хотя бы часть бабы. Хоть бы просто написал – баба. Ах, блин, забыл – ты же писать не умеешь. Ну, теперь ты еще кое-что не умеешь.
И, сказав это, Гриша весело заржал.
Подошел Тит, присел на корточки, грянул задом так, что ударной волной разметал под собой солому, и с укором сказал Илье:
– По делам и кара. Почто грешил, окаянный? Почто забор сношал?
– Хватит уже пердеть, моралист хренов! – напустился на напарника Гриша. – Почто, спрашивает, забор сношал. Да если некого больше сношать, приходится с заборами любовью заниматься. Это тебе хорошо, ты чуть что, сразу его лопатой лупишь, чтобы голову не поднимал. Ильюшка, сто членов тебе в ушко, не слушай Тита. Все ты правильно сделал. Уважаю.