Кража в особо крупных чувствах - стр. 33

– Не знаю. Он бросил трубку.

– Вы не перезванивали больше?

– Нет.

Таки прав был Арсений. У этой девушки есть характер, и еще какой.

– Какой же он все-таки гавнюк и слизняк, это ваш, с позволения сказать, пасынок.

– А как же ваша беспристрастность, Петр Тихонович? Где же она?

– Это вы еще не видели, как я танцую, – Петр встал. – Проводите меня, Элина Константиновна.

***

– Мы приедем завтра. Скорее всего, где-то в районе в шестнадцати ноль-ноль. Вы будете в это время дома?

– Постараюсь.

– Постарайтесь. Сейф не трогайте до завтра.

– Хорошо.

Надо было уходить, но Петра не оставляло чувство какой-то незавершенности. Ему странным образом казалось, что в игре, которую они вели сегодня с Элиной Конищевой, он не выиграл. А не выигрывать Петр Тихий не любил.

– Ну что, вы будете меня сегодня целовать?

Она вдруг улыбнулась. Какой-то странной, совсем другой улыбкой. Петру непонятно почему, но показалось, что грустной. Как будто Элина знала что-то такое, чего не знал он. О них двоих.

Так, нет никаких «них двоих».

Элина подняла руку и коснулась пальцами уголка своих губ. Петр вдруг обратил внимание, какие у нее руки. Для ее изящного телосложения – крупные, с длинными сильными пальцами. Такие при всем желании не назовешь дамскими пальчиками. Это руки скульптора – вдруг подумал Петр. Что он знает о работе скульптора? Ни хрена.

Элина покачала головой. Отрицательно.

– Не буду. Зачем повторяться? Я придумаю что-нибудь новое, другое, чего с вами еще не происходило на допросах.

– Вам придется постараться.

– Я постараюсь.

А все же разочарование отчего-то кольнуло. Это почему мы не хотим целоваться, а, Элина Константиновна?

***

– Чем нас порадовала вдовица?

– Иконами.

– Благословила? – хохотнул Арсений.

– Именно. Троеперстно. Точнее, пятиперстно.

– Ничего не понял! – честно сознался помощник. – Тут, кстати, криминалисты звонили по поводу завтра. И у них я тоже ничего не понял.

– Ты сядь. Я сейчас объяснять буду.

***

– Иконы… – выдохнул Арсений. – В сейфе. Охренеть. А брильянтов в стуле у них там в квартире нет? С дореволюционных времен?

– Я про янтарную комнату спросил.

– Тоже вариант, – ухмыльнулся Арсений. – Петр Тихонович, нам что-то надо с Поварницыным решать. Он сегодня приходил, домой просится. Отпускаем? Или запираем?

– Дилемма, – вздохнул Петр. – Жидковато у нас оснований для заключения в ИВС. Боюсь, прокурор не одобрит.

– Что вы, Петр Тихонович, вас прокуроры любят.

– Что я, девушка, что ли, чтобы меня любить. Меня только один прокурор любит, да и то, просто потому, что ему деваться некуда.

Арсений рассмеялся.

– Как у Павла Тихоновича дела?

– Сажает в поте лица. Ему только лопаты в руках не хватает.

– Это хорошо, что сажает. А то обидно, понимаешь – мы их находим, арестовываем – а они потом отпускают! Так что с Поварницыным – закрываем?

Петр потер лоб, вздохнул. Отчего-то вспомнились слова Элины про бедного мальчика и факты его биографии.

– Отпускай под подписку о невыезде. Пусть дует в свой Оренбург и из-под маменькиной юбки – ни ногой!

– Понял.

***

Элина сидела у окна в своей излюбленной позе – положив подбородок на колено согнутой ноги. За окном сгущались сумерки. Уже довольно ранние. Незаметно подкралась осень.

Он завтра приедет. Этот хмурый неулыбчивый большой мужчина.

Следователь Петр Тихонович Тихий.