Красный Терем - стр. 7
– Как же не быть тебе лишней, коли твоя мать не здешнего племени.
И, видя, как загорелись у меня глаза, тут же добавила:
– Но не спрашивай ни о чем. Знаю, что хочешь выпытать о ней. И так многое рассказано, тебе же хуже делается. От людей шарахаешься, а они чуют, что не хочешь сладить с ними, пуще прежнего наговаривают на тебя. Совсем истоскуешься и еще помрешь. До поры до времени, обожди. Еще придет час.
И я послушно ждала. Каждую ночь взывала к духу моей матери услышать меня и помочь в беде. Смотрела на звезды, и мечтала, будто она со звезды одной на меня глядела. Становилось радостнее и милее на душе. А так ночи у нас темные. Коли нет луны или месяца – ни зги не видать. Только верхушки черных деревьев качаются. А еще нравилось распахнуть окна и слушать, как из чащи резкие звуки доносились, крики зверей да птиц, отчего порой страшно было. Но боялась не за себя, если бы самой довелось там очутиться, а за путников случайных. Ведь неизвестно, что с ними делается в таких лесах дремучих.
Неделя уж миновала с моего Шестнадцатилетия. Каждую ночь преследовали меня ледяные глаза кузнеца во сне и сейчас, проснувшись с колотящимся сердцем, я поняла, что нет никого рядом в полумраке. Бледные лучи солнца все же пробрались внутрь и позолотили грубо оструганные бревна. Рассвет настал.
Где-то издали донесся знакомый крик:
– Марешка, иди к колодцу. Вода закончилась.
Выпрыгнула из постели, поспешно набросила старенькое зеленое платье, повязала широкую ленту на голову, а к ней и косу прицепила, чтобы не болталась и не цеплялась при работе. Лучше поторопиться, ведь отец не любит, когда запаздываю.
Только сбежала по лестнице и тут же на отца наскочила. Он поглядел сурово, как обычно, но к этому я привыкла.
– Ай, Марешка, носишься, чуть день занялся. Сколько говорить – не пристало девице с веселья начинать, а все больше с размышлений о хозяйстве домашнем и об обязанностях своих.
Опустила глаза покорно.
– Прощения прошу. Спешила, чтобы скорее воды принести, как и велено.
Отец разглядывал меня какое-то время, словно думая, чем можно еще попрекнуть. Затем сказал с еще большей суровостью в голосе:
– Как с водой управишься, задай корма скоту. Затем стряпней займись, как и положено. Не клади много соли и гляди во все глаза, чтобы рядом с печью мыши не бегали.
Верил он, что я плохо готовлю, и намеревался позвать одну бабу из нашей деревни, чтобы обучила бы меня этому хитрому ремеслу.
– Знай, Марешка, я к тебе добр был оттого, что несладко нам с тобой пришлось. Не обучилась толком хитростям женским, как что убирать да варить. Но терпеть твою лень не намерен. Позову Оляну, чтобы научила вести хозяйство. Станешь слушаться ее во всем, не то придется тебе туго.
Оляна – толстая и завистливая баба. Особенно гордилась она своей тяжелой русой косой, которую оборачивала вокруг головы, вплетая туда бусинки и ленточки. Я догадывалась, что она желала выйти замуж за моего отца, потому отказывалась от платы за мое обучение. Помимо того, все старалась сделаться моей подругой, чтобы я рассказывала ей, что отец говорит о ее красоте и умении стряпать грибную похлебку. Я избегала ее, как могла. Чувствовала нутром, что женщина она недобрая. И все ее улыбки – напускные.
Не нужно было обладать острым умом, чтобы понять мысли отца. Он желал того же, что и другие мужчины: вкусно поесть, опрятно одеться и ночью обхватить какое-нибудь послушное и мягкое женское тело. Правда, насчет последнего я не была столь уверена. С тех пор, как умерла моя мать, я не замечала, чтобы он особо интересовался женщинами. А ведь их находилось достаточно, ведь отец был силен, здоров и умел целый день работать в поле без отдыха.