КРАСНОЕ КАЛЕНИЕ Черный ворон, я не твой! - стр. 41
Потолкался, поспрашивал, простые бойцы из жалости и подсказали, что к чему:
-Ты, дед, ежели будешь вот так вот интересоваться, где тута сидят пленные, да как бы к ним пробраться… Так сразу к ним же и угодишь! Што у тебя в сидоре, никак гусь?! – развеселый морячок деловито ощупал мешок, подмигнул хитрюще товарищам, – а на кой те пленный-то нужон?
– Да в молотобои… Кузнец ить я. А уже… Стар я кувалду таскать… Мне б паренька какова… Покрепше. Оно ить и…
– Так ты кузнец? Што ж, дело хорошее, – морячок сноровисто передал сидор наверх, в свою теплушку, из которой доносились звуки гармоники и разливался бесстыдный женский смех, – сиди тута и не высовывайся!.. Я попробую. Ежели выгорит – с тебя еще и четверть, дядя!., – и, повернувшись в сторону многолюдной платформы, лихо присвистнул:
– Грачик!.. Грачик, твою мать.., отца и сына!.. Грачик, рынду те в ж…пу!!
Шухерной малый, одетый сверху в какую-то допотопную малороссийскую свитку и в высоченные офицерские сапоги, подпоясанный широким цыганским поясом, со сладкой хмельной ухмылочкой, вдруг вывернувшись из многоголосой толпы, подкатился к морячку:
– И чего ж Вы нынче изволите… Ваше благородие?! – и расхохотался молодым раскатистым смехом, по-лакейски картинно подобострастно выгибаясь.
– А ну-ка, артист, ступай-ка в каптерку и преобразись там, к примеру в…, – он почесал широкий затылок, – в начштаба полка! Тока натурально так преобразись, как ты умеешь, Грачик… Есть дело. Да! Какой-нибудь кусок бумажки возьми…
Через минуту вмиг ставший серьезным морячок и невесть откуда взявшийся молодой стройный командир в новенькой портупее на кожаной летной куртке растворились в толпе на платформе.
Кузьмич виновато огляделся. Сидевший на пороге теплушки пожилой красноармеец, с винтовкой на коленях, ядовито отрыгнувши сивушно-луковый перегар, лукаво подмигнул и сделал пальцами знак: мол, все будет путем, старик! Только отойди от вагона малость…
Панкрат Кузьмич медленно прошелся по перрону, искоса поглядывая на без удержу веселящийся военный народ, незаметно сплюнул, увидя, как три полупьяных солдата тут же и бесстыдно мочатся под тусклые колеса вагона, перешел от сраму подальше на другую сторону пути, перелез через глиняную насыпь, расстелил кожух в белой прошлогодней траве- старике и без дела разомлел на теплом полуденном солнышке. Стянул сапоги, размотал портянки, развесил для просушки. Поджал под себя ноги да и задремал малость.
Вдруг что-то будто кипятком обожгло ногу повыше колена, Кузьмич прытко вскочил, пошатываясь и спросонья мигая глазами. Сон отлетел.
– Ты чего это… Тово… Тут шляешься, около воинского эшелона?! – рябомордый здоровенный солдат в драной разношенной папахе, выпучив белесые глаза и выставив винтовку со штыком перед собой, покачиваясь, уставился в упор на Кузьмича, – я тебя, белогвардейская сволочь, давно заприметил! Ты – шпиен! Лазутчик! А ну… Пошли!..
Боец оценивающе взглянул на добрые сапоги Кузьмича, перекинул их через плечо и слегка кольнул кончиком штыка его в спину:
– И не вздумай деру дать! Пуля догонит!
Оторопевшего босого Панкрата Кузьмича без лишних слов втолкнули в просторную прокуренную комнату в здании вокзала. За широким канцелярским столом, сутулясь, сидел угрюмый человек с изможденным какой-то долгой болезнью интеллигентным лицом в модном гражданском пальто, что-то читал на коленях и курил дорогую сигару. « Ишь… Иудей… небось… » – решил про себя Кузьмич, несмело скользнув глазами по его высокому лбу и густым чернявым бровям и ресницам. Рядом с гражданским сидели двое моложавых командиров, один из них, с аккуратной бородкой и тонкими усиками внимательным взглядом из-под пенсне прошелся сверху вниз по Кузьмичу, несколько задержав взгляд на его опущенных темных жилистых руках. Тот, что в гражданском, вдруг поднял налитые бессонницей усталые глаза, незлобным сладким взглядом грустно посмотрел на старика. Постучал по столу карандашом и очень тихо проговорил: