Размер шрифта
-
+

КРАСНОЕ КАЛЕНИЕ Черный ворон, я не твой! - стр. 22


Уже далеко за околицей вдруг гулко ударила ей вслед пулеметная очередь. В морозном воздухе где-то высоко над головой весело просвистели пули. Счастливо оскалившись в зловещей улыбке, Ольга по-лисьи метнулась в засыпанный снегом овраг.

Огромная желтая луна предательски вышла из-за туч. На девственном снегу в голубом лунном свете четко отпечатались многие заячьи следы, сливавшиеся в тропинку, петлявшую по дну оврага. Ее след тоже теперь отчетливо выделялся. Полой шинели она стала лихорадочно заметать его.


Луна вскоре снова ушла за низко летящие лиловые тучи. По оврагу и по заячьим следам Ольга и пошла. Знала – они точно выведут к овинам и жилью. Вскоре сапоги, хоть и разношенные, стали натирать ступни. Она отодрала от шинели край бязевой подкладки, туго намотала заместо портянок на зябнущие на морозе ноги и пошла дальше, заметая свой след и порой проваливаясь в снежные заносы по самый пояс.


– …Тех молодок… Начдив уж роздал… А энту… Хе-хе-хе… Терещенко не велел покуда трогать. С начинкою девочка. На любителя.


Голубев, старший заступившего караула, усмехнувшись, кивнул на банную дверь и черными заскорузлыми пальцами ловко скрутил «баранью ножку», тщательно прослюнявил ее и чиркнул спичкой.

Предыдущий караул, изнуренный многодневными боями, мокрый и злой, не дождавшись смены, давно рассосался по ближайшим хатам. Из раздавшейся темноты проступило заросшее трехдневной щетиной осунувшееся рябое лицо Маслова, пулеметчика второй роты.


– С чем-чем?..


– С начинкой, говорю. Брюхатая! – выпустивши клубы сизого дыма, загадочно усмехнулся Голубев и сделал неприличный жест ладонями.


Маслов, морща узкий лоб и раздумывая о чем-то своем, с минуту попыхтел и, резко отбросив окурок, зловеще оскалился в подобие улыбки:


– Брюхатая, говоришь… От ахвицерика, небось, какова… С-сука, контра-а… Белая косточка… А што мене твой… Терещенка… Не указ… Как мою Феклу жгли… Ее хто пожалел?! Тоже брюхатая была!.., – он сочно шмыгнул носом, вытер рукавом шинели сухие глаза, – и… Я щас ее и… опростаю… С-суку.


Он резко поднялся, сделал было шаг к двери, но тут же повернулся, взял из козлов винтовку, примкнул штык, злобно схаркнул в затоптанный пол и ударом приклада распахнул заскорузлую дверь бани.


Крыса, отряхнув с себя осевшую влагу, черной тенью лениво прошмыгнула в угол. Дверь со скрипом широко растворилась. Слабый луч желтого света от керосинки упал в темноту бани.

В бане никого не было.


Ее ноги, почти босые, в растоптанных сапогах, начинал колко прожигать мороз. Проваливаясь в глубокий снег, Ольга все плотнее куталась в просторную, но тяжелую от влаги шинель. Но острые язычки лютого холода беспощадно прорывались к телу то по спине, то по животу, то по плечам.


Ночной ленивый ветерок прогнал тучи и стало светло, как днем. Громадная полная луна равнодушно ползла вслед. Ольга брела по снежной равнине все медленнее и ее усталые ноги, пальцы которых она переставала уже ощущать, слушались ее все меньше.

Вдруг ее заставило очнуться какое-то движение впереди, какие-то неясные длинные тени метнулись и пропали. Ей послышался вроде как отдаленный визг. Она увидела, что уже идет вовсе не по ровной пустой степи, а между какими-то покрытыми снегом бугорками, одни из них были поменьше, другие побольше. В иных местах их было много-много, а в других, напротив, мало. В голубом лунном свете эти бугорки отбрасывали четкие и длинные, темные тени.

Страница 22