Красная жатва и другие истории - стр. 39
На то, чтобы прочесть тридцать восемь слов, у нее ушло почти пять минут. Наконец она уронила бумагу на одеяло и спросила:
– Откуда это у вас? – Голос был резкий, раздраженный.
– От Дины Брэнд.
– Выходит, она с Максом порвала? – с неожиданной живостью спросила Мертл.
– Про это мне ничего не известно, – соврал я. – Насколько я понимаю, она просто хочет на всякий случай заручиться вашей подписью.
– И подставить свое дурацкое горло под нож. Дайте ручку.
Я протянул ей ручку и подложил под бумагу блокнот – так и писать удобнее, и документ сразу же окажется у меня в руках. Она нацарапала внизу свою подпись и, пока я тряс бумагой в воздухе, чтобы высохли чернила, сказала:
– Раз ей это надо, я не против. Мне все равно. Я человек конченый. Пропади они все пропадом! – Она хмыкнула и вдруг резким движением откинула одеяло, и я увидел ее обезображенное, распухшее тело под грубой белой рубахой. – Как я тебе нравлюсь, а? Понял, что мне конец?
Я укрыл ее и сказал:
– Спасибо вам, мисс Дженисон.
– Не за что. Мне теперь на все наплевать. Вот только… – тут ее пухлый подбородок вздрогнул, – тошно умирать такой уродиной.
12
Это дело – особое
Из больницы я отправился на поиски Максвейна. Ни в телефонной, ни в адресной книге его имени не было. Я таскался по бильярдным, табачным магазинам, барам, сначала молча искал его глазами и только потом задавал осторожные вопросы. Безрезультатно. В поисках кривых ног я исходил весь город. Безуспешно. Тогда я решил вернуться в отель, вздремнуть, а ночью продолжить поиски.
В холле отеля, в углу, прикрывшись газетой, стоял какой-то человек. Увидев меня, он сложил газету и двинулся мне навстречу. У него были кривые ноги и отвисшая, как у борова, челюсть.
Я на ходу кивнул ему и пошел к лифту. Максвейн последовал за мной.
– Тебя можно на минуту? – прошамкал он мне в затылок.
– Разве что на минуту. – Я остановился, изобразив на лице полнейшее равнодушие.
– Здесь слишком людно, – нервно шепнул он.
Мы поднялись ко мне в номер. Он оседлал стул и сунул в рот спичку, а я сел на кровать и стал ждать, что он скажет. Некоторое время он молча жевал спичку, а затем заговорил:
– Хочу потолковать с тобой начистоту, приятель… Я…
– Ты хочешь сказать, что вчера подошел ко мне не случайно? Что Буша ты сыграл сам, по собственной инициативе, да и то лишь после моего с ним разговора? Что узнал об ограблении, в котором участвовал Буш, от своих бывших дружков, полицейских? И смекнул, что, если удастся связаться с ним через меня, сможешь на нем подзаработать, верно?
– Допустим, но будь я проклят, если держал столько всего в голове.
– Ты много выиграл?
– Шесть сотен. – Он сдвинул шляпу на затылок и, вынув изо рта изжеванную спичку, почесал ею лоб. – А потом все в кости просадил: и эти шестьсот, и еще своих двести с лишним. Представляешь? Шутя выигрываю шесть сотен – а потом должен клянчить четыре доллара на завтрак.
– Ничего не поделаешь, такова жизнь, – утешил я его.
– Это точно. – Он снова запустил спичку в рот, пожевал ее и добавил: – Вот я и решил к тебе зайти. Я ведь когда-то и сам был сыщиком…
– Почему Нунен тебя выгнал?
– Меня?! С чего ты взял? Я сам ушел. Обстоятельства… Понимаешь, жена в аварии погибла, я страховку получил – вот и ушел.
– А я слышал, он тебя выставил, когда его брат застрелился.