Красная королева - стр. 10
-- Мадам Вербент, я хочу в туалет.
Мадам гулко хлопает в ладоши, а затем громко и торжественно сообщает:
-- Королеве нужно облегчиться!
Я обалдеваю от такой подставы и чувствую себя очень растерянно. Неужели этот процесс происходит публично?!
Откуда-то появляются две горничные, ловко раздвинувшие большую ширму. Еще две приносят кресло-трон с дыркой по центру. Роскошное кресло, все в позолоте и атласе. Мадам Вербент и еще одна фрейлина помогают мне встать с кровати, почтительно поддерживая за руки, и усаживают на «трон». Как ни странно, их помощь не лишняя: меня шатает от слабости и сильно кружиться голова. А мадам и вторая фрейлина, усадив меня, не уходят, а почтительно остаются смотреть.
Мало того, что в комнате полно фрейлин у большого стола, а за трехстворчатой огромной ширмой топчутся четыре горничных! Так еще и эти… они просто стоят и смотрят! Я чуть прикрыла глаза и сделала дыхательную гимнастику для успокоения. Черт бы всех побрал, но мне придется принять это! Если с людьми я могу выстраивать отношения по-другому, то позволить себе отклонения от местных правил – нет! Пока нет. Очевидно, что та, прежняя Элен, проделывала подобное много-много раз и каждый день всю свою жизнь. Я не могу сейчас устроить скандал и резко поменять привычки. Никто не поймет, и решат, что я реально сошла с ума.
Господи, боже ты мой! Я агностик, но сейчас, сидя на горшке под бдительными взглядами придворных дам, просто молилась всем высшим силам: «Помогите мне сходить в туалет и не лопнуть от неловкости и стыда!»
Хуже всего, что вторая фрейлина полезла меня вытирать! Но я вынесла и это! Зато помыть руки после туалета никто не предложил. Только мадам Вербент заботливо сказала:
-- Ваше королевское величество, у вас, похоже, жар! Лицо совсем красное, сильно прилила кровь! Может быть, стоит позвать лекаря?!
-- Нет. Это скоро пройдет, мадам Вербент. Я чувствую себя нормально и хочу есть.
Ширму и «трон» унесли, а горничные вскоре вернулись, неся подносы с едой. Огромный кусок слабо прожаренного мяса. Большой каравай хлеба с плетеным узором на румяной корочке. Несколько сортов сыра, выложенных крупными ломтями на большое блюдо. На другом, симметрично поставленном на стол, холодная мясная нарезка, добавили какие-то сложные по форме колбаски, целую курицу, истекающую жиром. Узкогорлый кувшин с темной жидкостью. В большой кубок с каменьями мне налили вино.
Одна из горничных так и продолжила стоять, держа поднос на весу: пирожные, ну или что-то похожее, ваза с яблоками и грушами и еще один графин с вином. Для разнообразия с розовым. Одна из девушек нарезала мясо и аккуратно выложила мне на тарелку сочащиеся кровью тонкие ломтики. Вторая нарезала хлеб. Третья так и застыла у меня за спиной: в ее обязанности входило пододвигать мне кресло.
Я смотрела на все это, чувствовала слабость и усталость, но в моем животе мягко ворочался ребенок. Мой ребенок, которого я могу родить сама. Я положила руку на живот, успокаивая малыша, и упрямо повторяла про себя: «Я все изменю!».
Даже на ночь меня не оставили одну. В комнате на кушетках устроились ночевать две фрейлины и у дверей на полу две горничных. В вечерних разговорах я выяснила имена служанок и узнала, что фрейлину постарше зовут миледи Лекорн. Несколько напыщенная дама в возрасте около сорока. Могу ошибаться, но мне кажется, что часть моей свиты отбирала королева мать: слишком уж независимо-нагло держала себя эта самая Лекорн.