Размер шрифта
-
+

Красавица для Чудовища - стр. 37

— Что вы... Разумеется, нет.

Я, конечно же, лгу. А может, и нет. Потому что меня одновременно снедает тревога и распирает любопытство. Этот мужчина изначально очень необычный, и узнать о нём побольше — безумно интересно. Но сам по себе он, конечно же, немало пугает. Из-за маски в первую очередь.

Когда я присаживаюсь на скамью, расправляю складки на юбке и укладываю на колени набор для вышивания, мужчина согласно кивает на мои действия и начинает расхаживать взад-вперёд. Через мгновение он заговаривает:

— Итак, обычно я прихожу сюда много позже, но в последние дни, по приходу, я стал улавливать незнакомый аромат... жасмина и еловых веток. Как вы, должно быть, заметили — этот сад отличается от других, и такие обычные растения в нём не обитают. Мне стало любопытно, и сегодня я постарался прийти пораньше. Теперь мне всё ясно, и я благодарю вас за то, что вы, госпожа Глафира, утолили моё любопытство. Должен заметить, необычное сочетание жасмина и ели вам к лицу.

Я опускаю глаза, когда мужчина смотрит в мою сторону, и говорю первое, что пришло на ум:

— Вот и Насья, наконец, определилась с тем, что мне очень идут именно эти запахи. Знали бы вы сколько горячих ванн на это понадобилось... Я боялась, что мы иссушим до дна весь замковый запас воды!

Мужчина усмехается, пока я краснею из-за своей неуместной откровенности, а затем присаживается на скамью с другого края и спрашивает:

— Насья?

— Так зовут мою служанку, господин.

— Вы знаете её имя?

Я слышу в его глухом голосе нотку удивления.

— Разумеется. Как ещё мне к ней обращаться, если не по имени?

— Насколько мне известно, большая часть благородных девиц называют своих служанок... просто служанками.

Теперь он улыбается? Или хмурится?

А я в который раз допускаю оплошность. Потому мысленно даю себе по лбу и пытаюсь спасти ситуацию:

— Вероятно, меня воспитывали в семье, где ценится простая учтивость к кому бы то ни было. И вероятно, именно такие семьи находятся в меньшинстве. Что, конечно же, не может не печалить.

— Пожалуй вы правы, госпожа Глафира — это печалит. Но радует то, что одна из невест Короля знает, что такое учтивость.

Я скромно киваю, рассчитывая на то, что на этом мы закрыли тему, и, наконец, берусь за вышивание. Господин тоже молчит. Но я чувствую его изучающий взгляд на себе. Он очень напоминает взгляд мужчины, который присутствовал на первом собрании. Неужели, это был он — Динарий, верный друг Короля?

В таком случае почему на нём были сапоги, принадлежащие, по словам служанки, Королю?

Я скашиваю глаза, стараясь, как можно незаметнее, рассмотреть голенище чёрных сапог. Они кажутся совершенно обычными. Поднимаю глаза выше и замечаю, что руки у господина затянуты в перчатки. Неужели и они пострадали от когтей медведя? Да так сильно, что их необходимо прятать?

Рука мужчины вдруг отмирает, и я вздрагиваю, испугавшись собственного любопытства. Динарий на это любезно интересуется:

— Что вас напугало, госпожа Глафира?

— Ничего, — заверяю я, наблюдая, как он подхватывает в ту самую руку книгу, которую я раньше не заметила. — Иголка слишком острая.

— Тогда с моей стороны не будет лишним пожелать вам быть более осторожной.

Не могу разобраться: серьёзно он это говорит или наигранно серьёзно.

Тяжело общаться с тем, чьего лица не видно. А ещё меня до жути смущает то, что я не вижу его глаз даже на таком близком расстоянии — прорези закрывает сетчатая ткань.

Страница 37