Козерог и Шурочка - стр. 3
– Коль, – спёкшимися губами через силу едва слышно шептала Шурочка, – а ведь я всё-таки понесла… ребёночка.
– Шур, ты молчи, – страшно кривил лицо Козерог, чтобы вслух не разрыдаться, – не трать силы.
Ещё не было случая, чтобы в нашем лесу кого-либо ужалила змея со смертельным исходом. Одиннадцать километров по жаре, которое пришлось выдержать миниатюрной Шурочке на руках у мужа, довершили тёмное дело, нога распухла до невероятных размеров и почернела. Пока сонный сосед запрягал лошадь, да гнал во весь опор на станцию, где находилась больница, Шурочка скончалась.
Гроб неутешительный Козерог смастерил сам, безжалостно разгородив ларь, в котором хранилась пшеница. Выдержанные годами сухие дубовые доски были самым подходящим материалом, чтобы не дать скоро превратиться в труху мёртвому, но всё ещё прекрасному телу. Фотографию на крест Козерог прикрепил свадебную, чем поразил многих деревенских. В рамке под стеклом они с Шурочкой сидели голова к голове: Шурочка в венке из искусственных листьев, а он в жениховской фуражке с цветком и с торчащим из-под козырька чубом. И не потому, что другой фотографии в доме у Козерога не нашлось, а потому что так ему захотелось. В оградке посадил молодую рябинку, выкопав из своего сада, чтобы над могилкой всегда сохранялась лёгкая прохлада.
Как-то после похорон мы с ребятами ночью шли в соседнее село на танцы. Единственная дорога пролегала мимо кладбища. Мы уже привычно миновали кладбище, как вдруг услышали странное приглушённое подвывание, которое доносилось из гущи зарослей. Голос был до того жуткий, что не только у меня одного по коже пробежали мурашки. Хорохорясь друг перед другом, мы тихо подкрались к тому месту, готовые, если честно, в любой момент убежать. Скоро мы увидели чёрную фигуру, которая стояла на коленях перед могилой, раскачиваясь взад и вперёд. В свете ущербного месяца мы узнали Козерога.
– Что ж ты наделала, милая, зачем меня оставила? – убивался Козерог. – Обещала ребёночка, а сама забрала его с собой. Как же я теперь здесь один на этом свете жить буду? Мне и свет без тебя не мил.
Даже из кустов наблюдать было страшно, а подходить тем более. В гневе Козерог был безумен, а уж после этого случая с ним вообще боялись разговаривать и при встрече старались обойти стороной. У кого-то из нас под ногой хрупнула ветка, и мы в ужасе застыли.
– Кто тут? – спросил Козерог. – Шур, ты?
Ломая кусты, мы рванули с кладбища, перепрыгивая через могилы и оградки, в один миг, очутившись на дороге. Идти на танцы нам расхотелось, и мы вернулись в деревню, где всё рассказали родителям.
На это древняя старуха Федулиха знающе заметила:
– Уж поверьте мне, бабоньки, не жилец он на белом свете, раз зачастил на кладбище. Зовёт она его к себе. Уж такая у них видно крепкая любовь была.
Прозорливой оказалась Федулиха, как в воду глядела старая. Козерога нашли под вечер на «сороковины» на кладбище. Он лежал, обняв могилу, плотно прижавшись щекой к холодной земле. Рядом на расстеленной газете находился немудрёный помин: огурец, лук, хлеб, стакан и початая бутылка водки. Козерог был мёртв. На застывшем лице подсохшие дорожки от слёз, в скрюченных пальцах комья земли, как будто он пытался выкопать покойную из могилы. Не выдержало сердце разлуку. Жить без своей Шурочки, своенравной, но дорогой и ещё не родившегося долгожданного ребёночка, Козерог не захотел.