Козерог и Шурочка - стр. 5
Мы ударили по рукам, закрепив наше соглашение очередным стаканчиком наливки.
Наутро я отправился в общежитие к своему знакомому Олегу Чуняеву по прозвищу Чуня. Он был младше меня лет на шесть, когда-то мы вместе работали на механическом заводе и с давних тех пор поддерживали с ним кое-какие дружеские связи. Чуню я застал лежащим на продавленном диване с закинутыми за голову мускулистыми руками. Он безучастно смотрел красными припухшими глазами в потолок и даже на меня не взглянул.
– У тебя дверь открыта, – сказал я, вобрав быстрым взглядом безутешную обстановку комнаты: пустые ряды бутылок из-под пива и водки и неподвижное тело самого хозяина. – Страдания молодого Чуняева? – спросил я, присев к нему на диван.
Но страдал Чуня, как выяснилось не с похмелья, а оттого что месяц назад его бросила жена Анжела, уйдя с их сынишкой Ромкой к другому мужчине, имеющему в собственности трёхкомнатную квартиру в «хрущёвке».
Страдания были вполне обоснованы, и я лишь сочувственно вздохнул, сразу перейдя к делу. Чуня спокойно выслушал меня, принял холодный душ, и мы уже вместе отправились к нашему общему знакомому Петровичу. Его так все и звали Петрович да Петрович. Он имел старенький грузовой МАЗ, доставшийся ему после распродажи имущества обанкротившегося завода. Там пятидесятилетний Петрович отработал водителем большую часть своей жизни.
Нашего знакомого мы нашли возле заброшенной промышленной зоны. Здесь находился отстойник для грузовых машин, автокранов, тракторов и другой техники. Их владельцы без дела слонялись по площадке в надежде заполучить хоть какой-то заказ.
– Я в деле! – обрадованно заявил Петрович, который уже неделю не был востребован со своим МАЗом. – Парни, дайте я вас расцелую!
Выехали мы из областного центра, чуть забрезжил рассвет, рассчитывая в первый же день успеть установить несколько памятников на близлежащих деревенских кладбищах. Всё необходимое для этого мы загрузили ещё с вечера: стелы с художественными портретами и эпитафиями, подставки под них, цветники, песок, щебень, цемент, арматуру и короткие швеллеры.
Дымчатые облака на восходе, подсвеченные снизу розовым только что пробудившимся солнцем, сказочно блистали. В кабине играла музыка, за окнами проносились смешанные леса, голубые с прозеленью реки, обширные поля и величественные дали, слегка смазанные белёсым туманом вперемешку с фиолетовым маревом. Я ни капли не пожалел о своём решении, впечатлённый окружавшей нас красотой.
Дмитрий Николаевич не обманул: сложного в установлении памятника действительно ничего не было, мы управлялись с одним надгробьем в среднем за час. Пока кто-нибудь из местных предупреждал хозяйку или родственников о нашем приезде, мы ехали на кладбище, выгружали стелу, цветник и готовили цементный раствор. Некоторые затруднения возникали, когда могила находилась далеко от входа. Тогда приходилось нести тяжёлую гранитную стелу через всё кладбище, неудобно пробираясь между тесно примкнувшими друг к другу высокими оградами, а то и могучими деревьями с грачиными на них гнёздами, похожими на мрачные чёрные наросты. Но скоро мы и с этим наловчились справляться.
К концу третьего дня у нас остался последний памятник. Петрович нашёл на карте области отдалённую деревеньку Змеёвку, которая располагалась от асфальтовой дороги на расстоянии шестидесяти километров по грунтовке. Туда-то и надо было его доставить. Чтобы сократить путь и тем самым сэкономить солярку и время, мы надумали добираться до деревни полями, краем берёзовых посадок.