Коучинг сопровождение. Кай, Кот и другие - стр. 9

Собственно, «просто общения» у Петра Николаевича не было. На одной из первой сессий я попросил его рассказать об обычном дне, когда он не работал. Он задумался, это оказалось непросто.

Не работать? Я знал, что он сам был не прочь что-то чинить. Две его машины были уже такого класса, что особых возможностей развернуться, засучив рукава, у него тут не было, хотя он понимал в машинах почти все, еще с тех времен, когда они не состояли из готовых блоков.

Он многое сделал у себя на даче, которая была скорее целым поместьем. Масштабы наступали ему на горло, требовали привлечения иных сил. Играть в специальные мастерские было ему не по нраву – он хотел бороться с жизнью, ее создавать и усовершенствовать в реальных измерениях, а не играть в игрушки. Как-то так вышло, что невольное богатство, пришедшее как результат прямых и косвенных бюрократических оплат, стало ограничивать его потребность в активности. Разбирать «Жигули» или соседский трактор до винтика, превращать шесть соток участка в цветущий сад с дворцом – было бы для него полезно. Цивилизация, где самому не надо пачкать руки, была для его перегретого котла очень некстати. Ему постоянно нужны были поводы что-нибудь спасти, и, хотя он делал это на службе, там это было все-таки чересчур интеллектуально. Его голове более, чем хватало, но надо же было загрузить и руки, и тело.

Итак, вернемся к моему вопросу о «простом дне». Петр Николаевич вспомнил, как летел из командировки, и даже в этом, казалось бы, простом мероприятии всплыла какая-то неразбериха. В аэропорту он что-то объяснял, решал вопрос с совершенно незнакомым летным начальством, кого-то слегка стращал, был развернут целый драматургический процесс и воспитание впридачу, и все разрешилось в лучшем виде. Я спросил, а мог ли он не вмешиваться? И случается ли ему иногда себя ограничивать? Вопрос явно поставил его в тупик. Он всерьез задумался.

Этот этап коучинга у нас состоял из простых вопросов. Мне надо было сделать его речевые периоды короче. Это всегда нелегкая и весьма интересная задача, но в нашем случае это получилось. Я ставил вопрос за вопросом, не перебивая, понижая голос, двигаясь к нему и улыбаясь, а он был ко мне внимателен и ценил мою доброжелательность. Мое поведение было нетипично, я обращался к нему по имени-отчеству, с мягкостью, но очень четко, как будто его слегка окликая, пробуждая. И он на это очень хорошо реагировал, как будто приостанавливал свой бег и круто на скаку останавливался. Я как будто вводил особые знаки препинания, и ему стало нравиться говорить короче. Это и вслух проговаривалось как задача. Я прямо спросил его, не хочет ли он стать полегче. Это имело много смыслов, в основном они были вполне ясны и перекликались друг с другом.

Похудеть, говорить меньше, часть речи упаковывать в метафоры, при общении скорее отодвигаться, а не брать собеседника за пуговицу. Мы договорились, что стоит попробовать пропускать одну из трех возможностей вмешаться. То есть начать редактировать себя, а для этого – освоить способность смотреть на происходящее со стороны.

Этим пассажам соответствовали некоторые примеры, шутки. Образ иронического себя, зарисовки возможного, планы ближайшего будущего, которые он мог бы для себя набрасывать, очень понравились ему. Он-то бросался в немедленную сабельную атаку, знал что делать, и как же было обойтись без этого? Разумеется, я искренне высоко ценил его энергию и вовлекаемость в каждую мелочь по дороге, но нам нужно было выработать и другое. Не вместо, а в параллель.