Коучинг сопровождение. Кай, Кот и другие - стр. 6
Как он сказал, кормили регулярно, и тогда было не важно, чем. Много работал и был нужен, стал связистом, был при секретных исполнениях. Наконец стал частью целого, «понял жизнь», узнал, чем отличаются москвичи от прочих – тех, кто не видел троллейбуса; узнал, как далек Дальний Восток, где он служил, от мест, ему ранее привычных.
Коучинг – всегда диалог, в том числе и между своими жизнями, такими разными, а человек – жонглер в своем собственном цирке: обстоятельства и времена летают в воздухе. Воспоминания, слегка слежавшиеся в сундуке, можно вынуть, проветрить, дать чему-то завершиться, что-то отпустить с миром, а что-то бережно уложить обратно. Коучинг помогает концентрировать процесс, упаковать этапные результаты, и не отбить вкус к этой дороге неизбежной поверхностностью, которая наступает, если отпустить воспоминания на самотек и отдать их в руки подступающей болтовни.
Как сказано, он был связистом. Эта тема стала нитью, на которую нанизывались жемчужины его жизни, чем бы он ни занимался, где бы ни служил. Он словно обладал особой проводимостью, не претендуя при этом ни на излишнюю заметность, ни на незаменимость. Через него, как через цепь, текло особое электричество, он был выключателем и конденсатором, точным сопротивлением. Он как бы занял место в строю жизни, цепко держался за свою нужность в таком качестве и был джокером в колоде, всегда готовым встать на чье-то место. Таким образом он сохранял, сам того не зная, особое чувство причастности, того что он есть, состоялся.
И как-то вдруг он разрешил себе жить. Сочность и плотность стали его достоянием, редко покидавшим его. А это редкий дар – быть плотнее окружающих, быть тем камнем, который нагревается от малого солнца и долго потом сохраняет тепло, и отдает его без условий, просто потому, что рядом оказывается кто-то, кому холоднее.
Когда он вернулся из армии, началась его плотная событиями жизнь, которая кому-то могла показаться безалаберной, как будто растущая в разные стороны – спешка, лихорадка, открытия на каждом шагу, случайности, между которыми он шарахался, но тропинка выпрямлялась, переходила в дорогу и становилась все отчетливее.
Это была подаренная жизнь без прилагавшейся упаковки и подпорок – их предстояло создать себе самому. Вперемежку пошли новая учеба и работа.
Кажется, ему вообще было все равно, чем заниматься – все время было занято, активность била через край, понятий карьеры или накоплений не существовало в принципе. Он был растением, которое стремилось к солнцу, и одновременно молодым животным, пробующим границы своей витальности. И все более в свои права входил человек, лозунгом которого могли бы служить слова «я отвечаю за все».
Из гула воспоминаний вдруг всплыл давний диалог с тогдашней девушкой, которой он говорил, что пойдет в милицию, потому что там, кроме прочего, давали трусы с майкой. Она отговаривала его, говоря, что вряд ли из-за майки стоит… А он верил в порядок, и это была его путеводная нота, какие бы обличья она ни принимала. И майка с трусами тоже тогда были приметами этого порядка и предсказуемости.
Его детская коммуналка была сравнительно благополучна, защищенный дедушками, ну и подумаешь без отца, что по тому времени было скорее правилом. После ожога и армии он стал не просто оживать, сбрасывать старую кожу, искать новую прописку в мире, но и оглядываться, стремиться.