Костер и Саламандра. Книга 2 - стр. 9

– Годишься, – не утерпела я. – Просто – новое время.

– Ты права, дорогая, – сказала Виллемина. – Правила больше не работают. А мессир Норис делает очень много хорошего, напомни ему это, пожалуйста. И скажи, что я полагаюсь на него – но все мы принадлежим Предопределённости, тут ничего не поделаешь.

– Государыня просила тебе напомнить, что ты полезный и нужный, – сказала я. – И она тебе верит.

Норис на миг зажмурился, будто хотел свою боль сморгнуть.

– Спасибо, что верите, государыня, – сказал он. – Даже сейчас, когда я – как побитый пёс…

– Все мы… – начал Броук, но перебил сам себя: – Мои люди сейчас перетряхивают все связи Кнолля. И документация концерна «Сталепрокат Кнолля» – вся пошла к Рашу в ведомство.

– Честно говоря, мессиры, – задумчиво сказала Виллемина, – я не думаю, что у Кнолля есть какая-то группа, занятая подготовкой диверсантов, или что-то в таком роде. Но его друзья вряд ли заслуживают полного доверия: он наверняка делился с ними своими мыслями о нашей политике – и если они настоящие друзья, то, вероятно, соглашались…

– Государыня не думает, что кодла Кнолля будет кого-нибудь реально взрывать, – перевела я. – А я думаю, что могут.

– Сумасшедший убийца, – сказал Броук с омерзением. – Во всех смыслах. Собрался умирать за будущее Прибережья, тля. И считает себя героем.

– Слава милосердию Божию, что таких героев немного, – печально сказал Раш. – Но такое настроение и такой образ мыслей – встречаются.

– Я всем сердцем люблю и чту покойного государя, – сказала Виллемина. – Но в последние годы влияние Перелесья было чрезмерным. Прекраснейший государь Гелхард душой был рыцарем – и в большой степени человеком прежнего времени. Масштаба возможных злодейств и подлостей он себе не представлял… и полагал, что со злом можно договориться.

– А Перелесью дай палец – отожрёт руку по плечо, – добавила я от себя.

– Наши враги уважают государя, – сказал Броук горько.

– О да! – подхватила Виллемина ему в тон. – Кнолль сказал, что я предаю своего покойного названого отца и гублю дело его жизни. Они убеждены, что дело жизни государя заключалось в том, чтобы отдать Прибережье Перелесью – хотя он, насколько я могла понять, всю жизнь пытался сохранить нашу независимость.

– С переменным успехом, – добавил Раш. – Перелесцы при нашем дворе пели на разные голоса о золотом веке, о мире без границ, о всеобщем братстве – а в моём кабинете готовы были меня удушить, выбивая право беспошлинной торговли и требуя чуть не бесплатных перевозок на наших судах.

– И даже наставник Элия считает меня еретиком из-за веры моих предков, – напомнил Броук. – Духовные училища, похоже, учат, что только ветвь Сердца Мира и Святой Розы несёт вечную, абсолютную и незыблемую истину. Врагов воспитывают… а потом эти враги проповедуют нашему простому народу, что перелесцы – истинной веры, а мы – еретики.

– Моя бы воля, – сказал Норис с тихой холодной злобой, – я бы перелесских аристократов выставил с побережья вообще. Нечего им тут делать.

– Кнолль – и не аристократ, и не перелесский, – напомнил Раш.

– Прошу прощения, мессиры, – сказала Виллемина, – это не то, что нам нужно обсуждать. У нас есть дела, которые непременно нужно сделать по возможности быстрее.

– В смысле, потом будем возмущаться, – добавила я от себя, закончив пересказывать её слова.