Костер и Саламандра. Книга 2 - стр. 13
Когда Лейф закончил, свет от моего чертежа уже освещал и алтарь, и фигуру Валора с куклой. Вильма проявилась в этом свете, такая же лунная и серебряная, как мёртвые морячки, – и Лейф тихонько ахнул. Я поняла, что и он её тоже видит.
Я секундочку колебалась, думая, можно ли капать кровью на пол, – но Дар подсказал, что надо, и я разрезала клешню между бинтами.
– Первый Узел связывает душу с искусственным телом через меня, – сказала я, капая кровью в центр чертежа. – Кровью, плотью и волей. Второй Узел закрепляет первый – и даёт душе ту же власть над искусственным телом, какая была над живым. А третьим Узлом я привязываю душу к искусственному телу через мир Божий, как силы природы привязывают её в момент зачатия – во имя Путеводной Звезды и Благих Вод, и ад не имеет власти помешать, ему заплачено. Мне необходимо, я желаю.
Валор хотел положить куклу в центр звёздочки, но я мотнула головой и толкнула его так, чтобы он сделал шаг, вошёл туда вместе с куклой сам. Он как-то охнул или всхлипнул – но сделал этот шаг – и на миг сноп света, золотистого тёплого света, хлынул на них с Вильмой откуда-то из-под купола, как водопад.
И тут же всё кончилось. Вообще всё.
Пропало это тёплое свечение, моя звёздочка погасла, свечи показались совсем тусклыми, в часовне сразу стало намного темнее. И в этом сумраке я услышала голос Виллемины, совершенно живой, знакомый, её привычный голос:
– Дорогой мессир Валор, будьте добры, позвольте мне встать. Мне очень неловко, что вы до сих пор держите меня.
А за мной что-то зашелестело и стукнуло.
Ага. Лейф в обморок грохнулся, подумала я, но тут же, сама едва держась на грани сна и яви, поняла: не в обморок.
Просто заснул. Как некроманты после обряда.
Что ж это мы такое вместе со святошами делаем-то теперь? – успела подумать я, и сон наступил, как мистический золотистый свет.
Я проснулась от солнечного света, – солнечный луч в глаз попал – открыла глаза и увидела, как перед зеркалом в спальне крутится Виллемина.
Это так меня потрясло, что несколько секунд я просто смотрела во все глаза.
Вильма любовалась собой, как девочка.
На ней были рубашка, нижняя юбка и кринолин – и Вильма приподнимала его так и сяк, будто прикидывала, как будет выглядеть на нём какой-нибудь особенно модный чехол. Волосы Вильмы, мило взлохмаченные, рассыпались по плечам.
Тяпка крутилась у неё под ногами – как всегда, со всех сторон сразу.
И я смотрела и думала: весь ужас мне приснился. Приснился.
А Вильма почувствовала мой взгляд и обернулась.
Взглянула на меня громадными кукольными глазами из-под мохнатых ресниц. Стеклянные глаза, подумала я, но взгляд показался мне вовсе не кукольным. Серые глаза Вильмы. Весёлый взгляд Вильмы.
– Ты проснулась, дорогая, – сказала Вильма весело.
И я увидела, как двигается замечательно сделанный, но всё-таки заметный шарнир, держащий нижнюю челюсть.
– Вильма… – пробормотала я. У меня голос пропал и навернулись слёзы.
– Аф! – звонко выдала Тяпка.
И Вильма, крутанув каркас кринолина, села рядом, так изящно, будто всё с ней было в порядке. Протянула ко мне руку – и я потащила её за руку, притянула к себе и обняла.
Куклу. Вильму. Куклу.
Тёплую.
Прижала к губам её ладонь – тёплую, а металл шарниров показался мне холодом от перстней. Вильма. Вильма.