Космическая опера - стр. 3
«Глупости!» – отрезала леди Изабель тоном судьи, выносящего окончательный приговор.
Сиборо хмыкнул и подчеркнуто отвернулся. Торп не сдержал нервный смешок: «Вы глубоко несправедливы! Все мы – люди, все мы смертны, каждому из нас приходится искать свою дорогу в непролазной темной чаще сомнений. Бернарду Бикелю, вероятно, известны…»
Леди Изабель прервала его возгласом, выражавшим высшую степень раздражения. «Не произносите при мне имя этого самонадеянного позёра! – приказала она. – Все его так называемые „мнения“ – поверхностное пустословие!»
«Бикеля повсеместно считают лучшим специалистом по сравнительному музыковедению, – холодно процедил Сиборо. – Мы не можем не учитывать его взгляды».
Леди Изабель вздохнула: «Чего еще можно было ожидать?»
Тем временем, занавес снова поднялся.
«Девятая труппа» представила нечто вроде празднества на лоне природы. Наряженные в розовые, зеленые и желтые блузоны с голубыми узорами, забавные фигуры напоминали то ли фей, то ли арлекинов. Как прежде, никакого сюжета, по-видимому, не было, и в перемещениях исполнителей нельзя было заметить никакой четкой закономерности. Изящный музыкальный аккомпанемент – стрекочущий, щебечущий, позвякивающий – время от времени подчеркивался хрипловатым гулом, словно издали доносился рев штормовой сирены или кто-то дул в огромную раковину. Фигуры сновали справа налево и слева направо, удаляясь и приближаясь – что это было? Павана? Буколическое торжество? Очевидно бесцельное движение, реверансы, легкомысленные антраша и пробежки вприпрыжку продолжались без какого-либо развития, без каких-либо заметных изменений, но в какой-то момент зрители внезапно прониклись уверенностью в том, что происходившее у них перед глазами не было фарсом или утонченным развлечением: зал наполнился предчувствием чего-то мрачного и кошмарного, вызывавшего душераздирающую печаль. Светильники постепенно тускнели, и театр погрузился в темноту. Ослепительная сине-зеленая молния озарила «Девятую труппу» – фигуры застыли на сцене во внимательно-вопросительных позах, словно ошеломленные загадкой, ими же предложенной вниманию публики. Музыка умолкла, светильники зажглись, занавес упал.
«Любопытно, любопытно! – бормотал Торп. – Хотя рудиментарно до расплывчатости».
«Явное отсутствие дисциплины, – отозвался Сиборо. – Достойное похвалы воодушевление, дерзкая попытка освободиться от традиционных ограничений – но, как вы заметили, незрелая, недостаточно кристаллизовавшаяся».
«А теперь позвольте мне откланяться, мадам Грэйс, – сказал Торп. – Чрезвычайно благодарен за ваше приглашение». Критик слегка поклонился в сторону Роджера: «Всего хорошего».
Эльджин Сиборо также произнес несколько церемонных фраз, и журналисты удалились.
Леди Изабель поднялась на ноги: «Шуты гороховые! Пойдем, Роджер».
«По всей видимости, сегодня нам не по пути, я уже договорился…» – начал было отказываться Роджер.
«Ни с кем ты ни о чем не договаривался. Отвези меня на званый ужин к Лилиэн Монтигль».
Роджер Вул подчинился. Он во многом – практически во всем – зависел от щедрот своей тетки, в связи с чем находил полезным оказывать ей различные не слишком обременительные услуги. Выйдя из ложи, они поднялись в лифте на крышу; из многоэтажной стоянки подали скромный небольшой аэромобиль Роджера, марки «Херлингфосс». Отказавшись опереться на предложенную руку племянника, леди Изабель величественно взобралась на переднее сиденье.