Кошмар Золотой Орды - стр. 4
В 1350–1354 годах новгородский посадник Онцифор (Анцифер) Лукин организовал коллективное боярское посадничество. Это означало конец феодальной демократии в Великом Новгороде. Наступило время правления боярской олигархии. Даже среднему дворянину или купцу невозможно было пробиться в верхи.
Эта реформа инициировала активные действия ушкуйников. Когда у «молодших» людей не стало легальной возможности пробиться в элиту общества, они решили заняться освоением новых земель, грабежами золотоордынцев и их прихвостней. Боярские олигархи поддерживали ушкуйников. Это был их меч против зарвавшихся татаро-монголов и воинственных соседей, против народов, отказывающихся платить дань Новгороду, и отдушина для выхода политической энергии. Пусть доказывают свою правоту где угодно, только не на площадях и улицах великого города.
Несомненно, что усилившемуся ушкуйническому движению способствовали и многочисленные предания, былины, сказки и рассказы о подвигах древних витязей-новгородцев, молодёжь поклонялась богатырям и завидовала их молодечеству и удачам. Резерв для пополнения небольших дружин ушкуйников был всегда, и их начальные люди могли выбирать наиболее достойных.
Удалые
Напрасно забываем мы доблесть прошедших времён и идём неведомо куда.
Велесова книга
Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки Русская земля!
Н.В. Гоголь
«Тоже мне, багатур!» – презрительно подумал Кистень, вытаскивая из горла поверженного врага свой заговорённый «небесный» нож. Второй татарин даже и не понял, почему его аньда (приятель) вдруг завалился набок, да и подумать-то не успел: страшный удар кулака пригвоздил его навечно к земле. «Ну Дрегович, медвежина треклятая! Никакого оружия не надо, как дубиной, кулаком бьёт! Пусти его в лес, и дичать не надо, заведёт себе вместо бабы лосиху и сам лосём станет… Ну да ладно», – Кистень приложил лодочкой две руки ко рту и крикнул по-волчьи. Ещё через минуту все татарские палатки были окружены и началась резня… Новгородцы-удальцы действовали с быстротой молнии. Только кое-где татарские воины, не желавшие за здорово сказать отдавать свою жизнь, пробовали обороняться подручным оружием, но ушкуйники, поднаторевшие в таких бесшумных боях, быстро подавляли очаги сопротивления. Никто из татарского отряда не спасся…
– Ну что, – сказал насмешливо атаман новгородских удальцов Прокопий полонённым мурзам и сыну хана Темиру, – кто супротив Бога и Великого Новгорода? Слабоваты ваши божки-то оказались!
– Вы по-подлому нас победили, – прохрипел Темир, – подкрались, как тати в нощи, и зарезали, а вот бы в честном бою…
– Нелюдь заговорила о честном бое? – удивился податаманье Смольянин, – а сколько вы русичей зорили, а сколько детишек малых бросали в огонь да сиротами сделали?
– На то она и война… – начал было Темир, но, получив от Кистеня страшный пинок под зад, вдруг заревел благим матом.
– Что с ним, боярин, говорить – в Волгу его, свинью.
– Вот вы всегда так, разбойники, убиваете безоружных людей… – захныкал было татарин, потирая свою толстую задницу.
– У тебя была сабля, что же ты ей не воспользовался? – резонно возразил Смольянин.
– Боярин, дай-ка мне с ним подраться, – попросил Кистень.
– Ну-ну, только без смертоубийства, за него хороший выкуп дадут, – слегка улыбаясь, предупредил Прокопий и сказал, обращаясь к Смольянину: – Пусть порезвятся.