Кошка Белого Графа - стр. 11
При королеве Клотильде Ригония расцвела — сколько мудрых законов было принято, сколько нужных реформ проведено! Магию стихий поставили на службу стране. Ни один король столько не сделал. Молодой Альрик прославился пока лишь тем, что принял силу дождя, чтобы не угасла вместе с родом Регенскур, присовокупив её к собственной силе. И неизвестно, хорошо это или плохо. Говорят, таких морозов, как нынче, не бывало уже полвека. Вдруг одно с другим связано?
А я, между прочим, сейчас превращусь в ледяную кошку…
Но от следующих слов загадочной матушки Гиннаш меня кинуло в жар.
— Нравится, так и славно, — старуха улыбнулась. — Фасон зарисуй, Кольдихе покажешь, она такое же сделает.
— Но я не запомнила! Там сложно…
— Тю! Пойдёшь завтра на примерку, всё рассмотришь как следует, пощупаешь, а потом скажешь, что тебе разонравилось. А ты, — обратилась старуха к Льету, — дашь им сотню за труды, пусть радуются. С таким женихом негоже у всякой деревенщины свадебный убор шить…
Я чуть с карниза не свалилась от возмущения. У деревенщины?! Да у нас баронессы платья заказывали! Два раза. И маркиза один раз… чуть не заказала.
— С таким женихом разориться недолго, — насупился Льет.
— Это верно, — согласилась старуха. — Мог бы раскошелиться на платьице-то, сделать невесте подарок. Хоть бы в гости пригласил, приличия ради. Ты ж ему весточку послал?
— А как же! Загодя, — кавалер фыркнул. — Едем, мол. Везём будущую супружницу вашу к Свену и Свяне за благословением… Эмка, ты чего?
Барышня, как бы её ни звали на самом деле, села столбиком и слушала их разговор, бледнее снега за окном, а потом вдруг заревела в полный голос. Коробочка-игрушка отозвалась поросячьим визгом.
За этим переполохом было не слышно, что говорят кавалер (если он кавалер, конечно) и таинственная матушка. Вернее, не говорят, а кричат. Когда старуха несильно шлёпнула барышню по щеке и та умолкла от неожиданности, голос Льета прогремел, как пушечный залп:
— Не реви, дура! Всё к лучшему!
Барышня всхлипнула:
— Куда же к лучшему? Он меня больше не любит!
— С чего ты взяла?
— Любил бы, не отдал этому…
Она опять заплакала. Коробочка, как видно, откликалась только на её голос, и сейчас разразилась громким кудахтаньем.
Старуха пересела на диван, обняла барышню и, склонившись к самому её уху, принялась уговаривать. До меня долетали обрывки слов и фраз:
— Кто ты сейчас? Никто! А будешь…
— …он должен жениться, сама знаешь…
— …ничего не значит…
— Но он будет с другой! — барышня заливалась слезами, коробочка квакала лягушкой.
— ...одну ночь… ничего, переживёшь…
— ...снадобье… сразу понесёт...
— …а будешь замужем…
— Но я не хочу, чтобы меня касался другой! Я этого не вынесу! — под совиное уханье барышня заломила руки.
— ...и не надо… сварю такое… лишит мужской силы…
Ого, да тут целый заговор!
— Правда? Так можно? — опухшее от слёз личико просветлело, но сейчас же опять сморщилось. — Она родит ему сына, и он полюбит её…
— Не родит! — старуха повысила голос. — А если родит, то девочку, уж я позабочусь. Нашла о чём печалиться.
— Я отдала ему всё, — пискнула барышня, шмыгая носом. — Он обещал любить меня вечно…
Зловредная коробочка закричала болотной выпью. Так громко и жутко, что я невольно подпрыгнула и заскользила на карнизе, цепляясь за что придётся. Сквозь стекло долетел старухин ответ: