Копченая селедка без горчицы. О, я от призраков больна (сборник) - стр. 40
Я, в конце концов, была в собственных владениях. Вряд ли я могла считаться нарушителем. Кроме того, я всегда могу заявить, что не увидела табличку.
Я осторожно поставила ногу на оглобли фургона и, расставив руки в стороны для сохранения равновесия, словно воздушный гимнаст, медленно переступала с пятки на носок вверх к месту кучера. Дверь вернули на место.
Я постояла, собираясь с мыслями, сделала глубокий вдох, затем открыла дверь и вошла внутрь.
Кровь вытерли, я сразу это заметила. Пол недавно мыли, и острый чистый запах мыла «санлайт»[20] все еще висел в воздухе.
В фургоне не было темно, но и светло тоже не было. Я сделала шаг в глубь фургона и тут же замерла на месте.
На кровати кто-то лежал!
Внезапно мое сердце заколотилось как сумасшедшее, и глаза чуть не выскочили из орбит. Я едва осмеливалась дышать.
В тени опущенных занавесок я видела, что это женщина – нет, не женщина, а девочка. Может, на несколько лет старше меня. У нее были иссиня-черные волосы, смуглая кожа, и она закуталась в бесформенную черную креповую ткань.
Пока я неподвижно стояла, уставившись ей в лицо, она медленно открыла темные глаза и взглянула на меня.
Быстрым сильным прыжком она соскочила с кровати, схватив что-то с полки, и я внезапно обнаружила, что меня резко прижали к стене, завернув руку за спину и приставив нож к горлу.
– Отпусти! Мне больно! – сумела выдавить я сквозь боль.
– Кто ты? Что ты здесь делаешь? – прошипела она. – Говори, пока я не перерезала тебе глотку!
Я чувствовала лезвие ее ножа на своем горле.
– Флавия де Люс, – выдохнула я.
Черт побери! Я была на грани того, чтобы заплакать.
Я поймала свое отражение в зеркале: ее рука у меня под подбородком… мои выкатившиеся глаза… нож – нож!
– Это же нож для масла, – выдавила я.
Это был один из тех моментов, которые впоследствии могут показаться забавными, но не сейчас. Я дрожала от страха и злости.
Моя голова дернулась, когда она отодвинулась, чтобы взглянуть на клинок, и затем меня оттолкнули.
– Убирайся отсюда, – грубо заявила она. – Убирайся немедленно, пока я не взялась за бритву!
Мне не требовалось второго приглашения. Девочка явно спятила.
Спотыкаясь, я дошла до двери и спрыгнула на землю. Взяла «Глэдис» и была уже на полпути к деревьям, когда…
– Постой!
Ее голос эхом разнесся по опушке.
– Ты сказала, тебя зовут Флавия? Флавия де Люс?
Я не ответила, но притормозила на краю рощи, убедившись, что «Глэдис» находится между нами, словно импровизированный барьер.
– Пожалуйста, – сказала она, – подожди. Извини. Я не знала, кто ты. Мне сказали, ты спасла Фенелле жизнь.
– Фенелле? – выдавила я дрожащим голосом, еще глухим от страха.
– Фенелле Фаа. Ты привела к ней доктора… сюда… прошлой ночью.
Должно быть, я выглядела полной идиоткой, когда стояла, открыв рот, словно рыба. Моему мозгу требовалось время, чтобы воспринять то, что девочка внезапно перескочила от угроз ножом к извинениям. Я не привыкла к извинениям, и это – вероятно, первое, которое я услышала в жизни, – застало меня врасплох.
– Кто ты? – спросила я.
– Порслин, – ответила она, выпрыгивая из фургона. – Порслин Ли, Фенелла – моя бабушка.
Она шла ко мне по траве, как-то по-библейски вытянув руки.
– Дай я обниму тебя, – сказала она. – Я должна поблагодарить тебя.
Боюсь, я слегка съежилась.